Крики о главном
Картошечка
Зэки стоят перед забором из колючей проволоки, за которым начинается хорошо распаханная земля — запретная полоса, запретка.
ЗЭКА-1 (кричит автоматчику на вышке). Эй, начальник! («Начальник», автоматчик, вместо ответа стреляет кричащему под ноги.) Почему бы (показывает на запретку) не посадить здесь картошечку? Столько жирной отдохнувшей земли. (Начальник делает ещё один выстрел под ноги.) Я знаю, что нельзя, но ты подумай: один мешок — нам, три — тебе, два — нам, шесть — тебе, три нам — девять тебе. (Третий выстрел под ноги.) Погоди стрелять, начальник. Сажать, окучивать и собирать мы будем тайно: ночью, когда у тебя сломается прожектор и заклинит автомат. Ночь на посадку. Две — на окучивание. И ночь на сбор урожая. Итого всего четыре трудовых ночи. А? (Очередной выстрел.) А днём, когда твои начальники не спят, ты будешь водить сюда экскурсии из начальников, рассказывая, что это сам Г-дь Б-г засадил пустующую землю. Разве они будут против воли Г-да Б-га, которому захотелось жареной картошки? Почку даю, они не посмеют.
НАЧАЛЬНИК (кричит в мегафон с вышки [здесь и далее]). У нас полно остолопов. Что делать с остолопами, которые захотят, наплевав на начальство и Г-да Б-га, распахать запретку?
ЗЭКА-2. Можно мне, начальник? (Начальник стреляет ему под ноги.) Спасибо. Они же не ночью полезут распахивать.
НАЧАЛЬНИК. А когда?
ЗЭКА-2. Днём, когда ты не спишь.
НАЧАЛЬНИК. И чего?
ЗЭКА-2. Стрельнёшь. И не промахнёшься.
НАЧАЛЬНИК. В своих?! С ума сошёл?
ЗЭКА-3. Начальник, вели мне слово молвить. (Начальник стреляет.) Начальник, они же против Г-да нашего Б-га. За такое мочат, начальник. Г-дь в кои-то веки возмечтал о пюре или в мундире, а они прутся на запретку, чтобы что, начальник? — чтобы не дать ему отобедать картошечкой. Разве они люди после такого? Они — саранча, которая напала на землю Египетскую, чтобы поесть всю траву земную и всё, что уцелело от очередей с вышки. Одного положил, второго положил, третьего положил, четвёртого положил, пятого положил, шестого положил, а седьмой оробеет, плюнет и других отговорит. Так же, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Так.
ЗЭКА-3. Воистину.
НАЧАЛЬНИК. А что со мной будет? Их же не гром небесный замочит, а я из АК-47…
ЗЭКА-3. …который вложил в твою карающую руку сам Г-дь Б-г.
НАЧАЛЬНИК. Это да, это правда…
ЗЭКА-3. …в истинности которой поклянётся вся зона, которая выстроится здесь по нашему призыву, когда недруги Г-да нашего начнут уничтожать картошечку и падать под твоими карающими ударами.
ЗЭКА-2. Мы же их, дураков с тяпкой или плугом, на все лады на всех языках земных упрашивать будем, чтобы не перечили Г-ду и одумались, ибо возмездие наступит слишком скоро и неотвратимо.
ЗЭКА-1. И те начальники, с которыми ты, начальник, соблаговолишь поделиться урожаем, тоже тут будут. А им веры ещё больше, чем нашему хору.
НАЧАЛЬНИК. Делиться? Ты уверен? Может, за ваш счёт?
ЗЭКА-1. Хорошо: два мешка — нам, один — им, девять тебе. Так хорошо?
НАЧАЛЬНИК. Так неплохо. Что ещё я должен знать, предусмотреть, сделать?
ЗЭКА-2. Начальник, класть их лучше не из АК, а…
НАЧАЛЬНИК. У меня нет другой машинки!
ЗЭКА-2. …а из «шмайсера»…
НАЧАЛЬНИК. Откуда я возьму «шмайсер»!
ЗЭКА-2. …мол, если что, если комиссия какая из епархии, то и впрямь — откуда у тебя «шмайсер». А значит, если что, — это не ты их. Так?
НАЧАЛЬНИК. Так.
ЗЭКА-2. А «шмайсер» мы тебе найдём.
НАЧАЛЬНИК. Правда? Спасибо.
ЗЭКА-3. Кроме того, когда особь человечьей саранчи нападёт на картошечку, будут знаки и сигналы, в которые поверит любая, если что, комиссия: убийственный гром небесный и сто сорок четыре тысячи девственников с той стороны запретки, умоляющих греховодника не выпалывать паслён клубненосный.
НАЧАЛЬНИК. Это значит, на нашу картошечку должны покуситься в ливень?
ЗЭКА-3. Ага. Да с громом.
НАЧАЛЬНИК. А что за девственники? Откуда их столько?
ЗЭКА-3. Холостяки, которые не осквернились с жёнами, в чьих устах нет лукавства. Не тысячи, конечно, но старшую группу детсада за пару финских ножей подгоним. Не волнуйся, начальник. Не впервой.
НАЧАЛЬНИК. Не впервой?
ЗЭКА-3. Не впервой.
НАЧАЛЬНИК. А стукачи? Про нашу картошку знаете сколько доносов будет…
ЗЭКА-2. Будут доносы — будет и удобрение.
НАЧАЛЬНИК. Я этого не слышал.
ЗЭКА-2. Я не расслышал, чего ты сказал, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Я этого не слышал.
ЗЭКА-2. Чего ты не слышал?
НАЧАЛЬНИК. Про стукачей, которых вы порубите на удобрение. Я правильно сказал? порубите же?
ЗЭКА-2 (в сторону). Это ты сказал, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Не слышу тебя, крикни громче.
ЗЭКА-1. Он молится, начальник. Он говорит: «Г-ди, помоги нам».
НАЧАЛЬНИК. Точно, Г-ди, помоги нам.
ЗЭКА-1 (кричит шёпотом). Начальник, когда начинаем?
НАЧАЛЬНИК. А когда надо?
ЗЭКА-1. Уже вовсю сажают, начальник. Самое время.
НАЧАЛЬНИК. А как её сажают?
ЗЭКА-1. Делают грядки до горизонта и закапывают в них. Семена у нас есть. (Кричит шёпотом.) С тебя лопаты и кусачки.
НАЧАЛЬНИК. Кусачки?
ЗЭКА-1 (кричит шёпотом). А как нам на запретку попасть?
НАЧАЛЬНИК. Понял. Будут вам сегодня кусачки. Вечером с вышки сброшу.
ЗЭКА-2 (в сторону). И три автомата, пожалуйста. Не забудь об автоматах. АК подойдут. Зэка-1, скажи ему, чтобы про автоматы не забыл.
ЗЭКА-1 (кричит шёпотом). Спасибо, начальник. Тогда мы сегодня же и начнём.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо вам, ребята. Люблю картошечку. Сменщик мой не очень, а я — обожаю. Хорошо, что вы ко мне обратились. Любите жареную? Когда соберём урожай, я вам жареной целую сковородку сброшу… Г-ди, помоги нам с хорошей погодой, громом, девственниками, «шмайсером» и стукачами.
ЗЭКА-1 (обращаясь к другим зэка). Значит, бежим этой ночью.
Мячик
Умалишённые в музейных тапочках стоят перед забором из колючей проволоки, за которым начинается воля… даже не воля, а то, что они называют «маминым платьем», в которое, провинившись, можно (было) ткнуться, замереть и даже, если мама задумается, заснуть, после чего мама оторвёт двухпудового тебя от земли и отнесёт в постельку, в какое бы время дня это ни происходило. А теперь наезжающая мама почему-то наезжает только в мокром, как привозимая ею варёная курица, дождевике… Курицей давишься, а от дождевика забиваешься в угол, ибо он, если его коснуться при прощании, с ног до головы окатывает мокрым, которое таится в складках. Сразу после убытия мамы из расположения интерната преподаватели поведения начинают ненавидеть мокрых, нанося им памятные удары под дых.
ПСИХ-1 (тихо кричит вохровцу в будке, отстоящей в минуте быстрого скорбного головой бега). Начальник, там мячик. (Показывая на улетевший на волю мяч, Псих-1 подпрыгивает на месте, словно пытается взмыть над забором.) Вы уже видели его? Правда же, он красивый? Правда же, он круглый, как год, красный, как румянец, и одинокий, как будущее? Вы же в очках, начальник? Если без очков, возьмите мои и вглядитесь, пожалуйста, в указываемом нами направлении, очень просим. Не подумайте, что это чужой и вольный, это — наш и интернатовский. Если вы вдруг пойдёте за ним, пожалуйста, не подумайте, что он ваш. Когда это случилось, мы играли в чеканку, начальник: я ударил один раз, мой друг — тоже один, а другой мой друг, которым я горжусь больше всего, — целых два, и это рекорд, но после рекорда мяч поймал вдруг налетевшей ветер и упорхнул далеко-далеко, туда, откуда летом пьют коровы (мы завидуем им: так пить, так пить), а зимой туда-сюда бегает одинокий конькобежец (мы завидуем ему: он в гагах, в таких гагах, вот бы нам такие гаги, чтобы мы, облив наши дорожки слезами, бегали по ним в гагах, врезаясь в стену нашей палаты). Летние коровы, заигравшись мячом, обязательно пригнали бы его к нашему забору, услышав наши крикливые грубости, касающиеся их внешнего вида, а потом убежали бы, и нам, усиленно вдыхая, удалось бы поднять ветер в нашу сторону, который непременно взвил бы мяч над забором и интернатом, а потом уронил точно нам в руки. Конькобежец, с которым мы иногда переписываемся, оставляя для него жёлтые струйные послания с той стороны забора, которые, конечно, кривы из-за ветра и колючей проволоки на пути, но всё же читаемы, если вы умеете читать перевёрнутое на голову, сняв конёк, зафутболил бы мяч в нашу сторону, забив гол в левый верхний угол окна нашей палаты. Но лето уже прошло, а зима не наступила. Идёт дождь, и никто-никто, кроме звёзд, не ходит об эту пору мимо нашей части забора.
И для справки, начальник: мы читаем с трёх лет, и у каждой коровы на боку выведено калёным железом «ЛОПАТО», что значит, что за коровами присматривает одноимённый колхоз, а на груди одинокого конькобежца вышито красной суровой нитью «ДИНАМА», что значит, что внутри конькобежца на пределе сил, часто в истерике, бьётся динама-машина.
ПСИХ-2 (тихо кричит вохровцу в будке). Начальник, мы хотели бы продолжить игру в мяч. Сейчас осень, и мы теряемся в догадках, что нам сделать для вас, чтобы вы принесли нам мяч? Начальник, вы не могли бы показаться в форточке и намекнуть хотя бы в общих чертах? Мы подбежим и, если вы дадите нам зонтик, будем держать его над вашей головой, пока вы, высунувшись по плечи из форточки, станете делиться с нами своими мыслями. А если у вас нет своих мыслей, не соблаговолите ли вы рассмотреть наши? Во-первых, начальник, мы хотели бы сопровождать вас в походе за мячом: я, раздевшись по пояс и сняв тапочки, с удовольствием понесу над вами зонт; мой лучший друг Псих-1, оторвав от стен нашей палаты доски, будет выстилать ими ваш путь до мяча; а мой лучший друг Псих-3 бежать впереди со свечным фонарём и указывать дорогу, потому что в такой ливень, как сегодня, в книжках о Натаниэле Бампо так не делают даже в не прекращающиеся целыми главами снегопады, и это всегда смущает нас до глубины души. Во-вторых, начальник, если вы захотите, мы сами украдём для вас ножницы, чтобы вы разрезали мяч на кусочки, чтобы он больше не ускакивал так далеко от наше го общего дома. В-третьих, начальник, мы наконец-то готовы ответить на ваш вежливый вопрос: «Смех или плач?», который вы всегда задаёте нам в подобных случаях, пытаясь выяснить наши предпочтения, а мы тушуемся и, растушёванные, убегаем смеяться до слёз и плакать до смеха в нашу палату: игру в мяч. Игру в мяч, начальник. В-пятых, начальник, если вы, как всегда, захотите отправить за мячом не себя, но нас, мы разрешаем вам — если мы уклонимся на шаг влево или вправо от выверенного бесконечного пути до мяча, — стрелять в нас на вершок ближе к нашей голове, срывая с неё непослушные вихры и опаляя наши мысли о невозвращении страхом за маму, с которой обязательно спросят по всей строгости интернатовского устава. В-восьмых, начальник, почтём за честь как наскипидаренные бегать для вас, не отпив ни капли, за красным в сельмаг и возвращаться из сельмага ради вас, даже если он расположен в 39,5529 версты отсюда. В-шестых, начальник, когда вы спите, мы будем по ролям читать вам вслух «У истоков Саскуиханны», а после, когда вы пробудитесь ото сна и сядете пить, показывать вам акробатическую пирамиду, стоя на цыпочках на утлых плечах друг друга, а также демонстрировать чудеса дрессировки: лаять ровно три раза на тройной удар кнутом, и четыре, боже мой, — на четверной. В-четвёртых, начальник, если мужчины в вашем роду доживали только до пятидесяти лет, мы а) сделаем всё, чтобы вы не боялись смерти (для чего каждое утро собираемся по очереди с улыбкой Вольтера Эмилю Золя лезть в вашем присутствии в петлю, пока вы не смените горестные слёзы на продолжительные восторженные аплодисменты), и б) пережили этот зловещий возраст, для чего мой лучший друг Псих-1 отдаст вам свою почку, мой лучший друг Псих-3 отдаст вам свою вторую почку, а я отдам вам третью по счёту почку, если вы, сволочь, пропьёте вторую пересаженную. В-седьмых, начальник, табак: буде наши доносы на вас подтвердятся и вас приговорят воевать до победы, вы никогда не будете сидеть на передовой без курева, ибо тут знаете сколько бычков по туалетам валяется (по одному на номерного Психа, ибо все мы дымим, как трубы литейного завода, ибо это единственная здесь услада, которая чревата бессрочной выпиской в результате смерти от рака горла): каждый бычок будет поднят, обтёрт о штаны и выпотрошен в пакет, который по мере наполнения будет отправлен в адрес вашей в/ч, о каковом не забудьте известить нас, преданных вам просителей продолжения игры в мяч.
ПСИХ-3 (тихо кричит вохровцу в будке). Начальник! Мяч. Мы придумали и сделали его сами. Мы шили его с детских лет до позднего возраста, собирая всё, что, упав, лежало на землях интерната и не было подобрано для дальнейшего использования. Так в наш мяч попали: слова «любимый» и «воля», белокурые волосы с лобка командира интерната, отрезаемые нами во время его дневного сна на качелях на площадке для малолетних, медаль «Мать-героиня», вручённая интернату при пожаре Москвы 1812 года, сломавшиеся в венах иглы, пустые ампулы от галоперидола, паркетина, к которой прибивают ступню склонного к побегу, отметка «отл.» за таинственное проникновенное ночное исполнение песни «Ах, зачем меня мать родила» по громкоговорителю интерната, рубашечка, в которой родился один из нас, апельсин, останки флоксов, присылаемые в рекламных целях на интернатовское кладбище сторожевых животных, упавший с четвёртого этажа интерната лежавший за пазухой бадминтонный волан, правый стеклянный глаз учительницы старославянского, тень от пролетающего самолёта, венок «Императору от благодарного скорбящего интерната» из сочинения для четвёртого класса на тему «Некролог на смерть, которой не может быть», родинки, выпавшие из нас во время зубных сеансов, отрывки из романа «Жюстина», найденные на месте строительства интерната, кусочки крови, потерявшиеся при отправке доноров-добровольцев на Воронежский фронт. Абажур, который пошёл на кожу для мяча, добыт нами из лампы, которая в глаза, конечно, светила, но не очень, не так, как другие.
Дорогой начальник! В первый год игры в мяч мы делали это круглосуточно и с тем нестерпимым детским удовольствием, с которым выкуривается пачка «Беломора», найденная после смерти бабушки в её комоде. Теперь нам по сорок, мы уже старенькие, мы хотим меньше и спокойнее, но играть — необходимость, вытекающая из самой природы голевой передачи и мяча, потому что мама другого не принесёт, ибо она против мяча в наших ногах, ибо «ну какой ты, мать твою, динамовец».
Милый начальник! Вы привыкли бить нас ногами, дайте же и нам ударить по мячу.
НАЧАЛЬНИК (открыв форточку, кричит, сложив ладони рупором). Господи, сволочи, да сходите же за ним сами. Не знаю, как завтра, а сейчас — позволяю. Встали друг дружке на плечи, — и один уже на воле. Вы простите, но мне просто некогда: у меня тёплая и сухая женщина, мне надо согреться, приняв её тепло и сушь, потому что впереди целые недели ливней. Если вы сбегаете за мячом сами, я куплю вам правую бутсу: отниму её у какого-нибудь динамовца, когда он напьётся и не сможет ответить, и принесу её вам. Клянусь, я не буду стрелять в вас из пистолета Макарова, когда вы ради мяча, как дураки, полезете на забор из колючей проволоки, а если вдруг стрельну — то непременно окажу вам первую помощь, положив вас ногами к ядерному взрыву и зашив раны сапожной иглой. Только дайте мне уткнуться, ибо ваша мама уже сняла дождевик.
Сидеть, Шарик! Дай психам сбегать, а мне согреться.
Могилки
Старики, доживающие в богадельне свои восьмые и девятые десятки, стоят перед забором, за которым — жизнь.
СТАРИК-1 (кричит охраннику на проходной в богадельню [здесь и далее]). Начальник, нам бы за пределы.
НАЧАЛЬНИК (кричит [здесь и далее], потому что старики глуховаты и отчего-то боятся всех, кто на поколение-два моложе, то есть если и приближаются к ним, то или к концу разговора, или убедившись в собственной безопасности. Но охранник опасен, и старики, если он делает к ним шаг, отодвигаются от него на два шага. А вообще охранник стоит в дверях будки и курит). За пределы жизни? Давно пора.
СТАРИК-1. Нет, вы не поняли: нам бы с территории.
НАЧАЛЬНИК. Ты знаешь наши порядки: только под конвоем.
СТАРИК-1 (заискивающе кивает). Конечно, начальник, конечно, под конвоем.
НАЧАЛЬНИК. А где он, этот конвой?
СТАРИК-1 (огорчённо разводит руками). Я не знаю, начальник. Простите.
НАЧАЛЬНИК. Ты хоть раз был за пределами без конвоя?
СТАРИК-1 (после паузы, несколько удивлённо). Ни разу.
НАЧАЛЬНИК. А с конвоем?
СТАРИК-1 (после продолжительной паузы, несколько недоумённо). Тоже никогда, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Соскучился небось по жизни?
СТАРИК-1 (обрадованно). Очень.
НАЧАЛЬНИК. И?
СТАРИК-1. Хотим выйти.
НАЧАЛЬНИК. Без конвоя нельзя.
СТАРИК-1. Хотим выйти с конвоем.
НАЧАЛЬНИК. А где у нас конвой? А кто у нас конвой?
СТАРИК-1. Кто? Где?
НАЧАЛЬНИК. А то ты не знаешь?
СТАРИК-1 (грустно). Я забыл, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Тогда я тебе напомню.
СТАРИК-1 (воодушевившись). Пожалуйста. Прошу вас.
НАЧАЛЬНИК. Конвой у нас — я. Поэтому конвой у нас — ни в одном из мест. А почему, дед? есть мысли?
СТАРИК-1 (удручённо и искренне). Ни единой, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Потому что, покинув будку в качестве конвоя, я покину пост №1, за что ты же на меня первым стукнешь. У вас же тут пост. Вы же тут разве что не ночуете. Вы же на любую бабу, даже если она зашла за солью, реагируете. Вам же мои встречи с друзьями на территории будки — поперёк горла. Вы же на запах красного всей богадельней сбредаетесь. Вы же жить мне не даёте. Я же боюсь вас больше, чем вы меня.
СТАРИК-1 (обиженно). Я никогда, я ни разу, я бы такого себе не…
СТАРИК-2. Это я, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Что ты, старый?
СТАРИК-2. Пишу на вас командиру дома, когда вы гуляете ночью с последующим производством салютов. А если без салютов — то не пишу. Зачем мне писать, если вы просто гуляете с девочками?
НАЧАЛЬНИК. И чем тебе, батя, мои салюты не нравятся?
СТАРИК-2 (задумавшись, неуверенно). Будят?
НАЧАЛЬНИК. Неужели? Такие тихие.
СТАРИК-2. Могут устроить пожар?
НАЧАЛЬНИК. А огнетушитель на что?
СТАРИК-2. Пугают?
НАЧАЛЬНИК. Пугают?
СТАРИК-2. Мне кажется, что это не салюты.
НАЧАЛЬНИК. А что?
СТАРИК-2. Ракеты.
НАЧАЛЬНИК. Ракеты?
СТАРИК-2. Ракеты.
НАЧАЛЬНИК. Какие ракеты?
СТАРИК-2. Баллистические.
НАЧАЛЬНИК. Какого класса?
СТАРИК-2. «Земля — земля».
НАЧАЛЬНИК. С каким наведением?
СТАРИК-2. По наземным ориентирам.
НАЧАЛЬНИК. С какой боеголовкой?
СТАРИК-2. Самой обычной. После которой особенно страшно просыпаться: встаёшь на завтрак — а тут никого: всех пронзили осколки.
НАЧАЛЬНИК. А что в этом плохого: все пронзены, а ты как огурчик?
СТАРИК-2. Никто не всплакнёт, когда я того.
НАЧАЛЬНИК. Гикнешься?
СТАРИК-2. Ага.
НАЧАЛЬНИК. А то ты собрался гикаться. Да и с чего это ты гикнешься?
СТАРИК-2. А если вдруг несварение?
НАЧАЛЬНИК. Причина?
СТАРИК-2. Из-за путассу.
НАЧАЛЬНИК. Пробовал я вашу путассу. Ужас. Как вы её… И?
СТАРИК-2. Заболею из-за несварения и попрошу ребят постелить мне степь, занавесить окна туманом, в изголовье поставить ночную звезду…
НАЧАЛЬНИК. Ну и желания у тебя, батя. И?
СТАРИК-2. А ребят нет — все пронзены.
НАЧАЛЬНИК. Да, это жесть… Брось эти мысли, дед. Брось любые мысли. Думай о хорошем.
СТАРИК-2. О хорошем?
НАЧАЛЬНИК. Только. Что для тебя хорошее?
СТАРИК-2 (подумав). Мёд.
НАЧАЛЬНИК. Почему «мёд»?
СТАРИК-2 (в сторону). «Мёд на её губах», читает автор. (Не в сторону.) И чемоданы вновь вокруг, в руках, / и время тарабарское: ко свету — / а волки режут всякого раздето- / июльским выходящего шарáх: // с моста нырнуть, не всплыть и ко станку, / пусть даже рекостав, а ледоходы / забыты навсегда («второго года / рязани разоренья пра в шугу — / / в шугу, не в лёд — с разбега и тонул, / вода жидка была, несла, топила»). / Всё как в ту ночь: под дверью, про стропила / читает, пока я очнусь и в гул / / впаду, дверь приоткрыв: ты кто вообще; / какое время, знаешь? — общей спячки; / шатаются тут; бередят болячки / сочувствованья; водки и борщей / / не дам, варить не буду; кыш, пошла, / ошиблась не то слово; в чемоданах, / как в кори; с книжкой, грамотная; званых / гоню в пургу, незваная скула / / бледна, пока не свёрнута; я боль / не покупаю, мне своей хватает… / Сто тщетных лет прошло, год не охáю / из всех двухсот, — и вновь из ниотколь / / какая-то пришла и рвёт звонок, / и обрывает спячку: «Здравствуй, милый. / Я всё-таки к тебе. Не трогай вилы — / я не ошиблась. Я не воронок, // я с мёдом: лапу в сласти облизнёшь — / отпустят спячка, скотство» Вся седая, / и прежней красоты, и дарвалдая, / тогдашний хрупкий голос. «Дай мне нож, — / / я ей сказал. — Спокойно. Нож. Не йод. / Ты с кем сейчас? Его сейчас зарежу. / С тобой хочу, и в нём должны быть бреши». / Мёд на её губах, заткнул меня лишь мёд.
НАЧАЛЬНИК. Точно. Вот именно. Думай о мёде, дед.
СТАРИК-2. Только?
НАЧАЛЬНИК. И исключительно.
СТАРИК-1. А для меня хорошее — это 1) выиграть в лотерею калейдоскоп; 2) взять в жёны девушку из хорошей семьи; 3) быть в нашем заведении на хорошем счету; 4) вкусить хорошую порцию другой рыбы; 5) сдохнуть в своей постели: хотя бы и пронзённым, если в этот миг снился хороший сон; 6) лечь в хороший (не картонный) гроб в хорошем двубортном костюме.
НАЧАЛЬНИК. Это всё?
СТАРИК-1. Это всё.
НАЧАЛЬНИК. А о чём сон?
СТАРИК-1. Какой сон?
НАЧАЛЬНИК. Ну тот, хороший, когда тебя пронзит осколок баллистической ракеты и ты не занавесишь тому старикану окно… (Обращается к Старику-2.) Чем надо будет занавесить, дед?
СТАРИК-2. Туманом.
СТАРИК-1. А… О нежности.
НАЧАЛЬНИК. Никогда не слышал. Это какое-то древнее стариковское слово? Про что оно, батя?
СТАРИК-3 (напористо, несколько раздосадованно). А для меня хорошее — договориться с вами, начальник, по-хорошему, без рукоприкладства.
НАЧАЛЬНИК. А для меня — по-хорошему разойтись. Ну-ка, разошлись, развалины.
СТАРИК-3. Начальник. Возможно, до вас доходили слухи.
НАЧАЛЬНИК. О чём?
СТАРИК-3. О том, что мы тут все разные…
НАЧАЛЬНИК. Возможно.
СТАРИК-3. …А также обо мне.
НАЧАЛЬНИК. О тебе, старый пень?
СТАРИК-3. Начальник, я же людей по заказу убивал. Не хочешь измениться в лице?
НАЧАЛЬНИК. С чего бы мне меняться в лице?
СТАРИК-3. Об этом все знают. А ты, выходит, нет. Это ты зря. Это ты…
НАЧАЛЬНИК. Нет, до меня что-то доходило, но я…
СТАРИК-3. …не придал этому значения. Сейчас придашь, но смысла в этом уже не будет. Ты опоздал, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Я… я…
СТАРИК-3. Сейчас ты куришь, да. Поэтому тебе некогда. Потом будет обед. Факт. После него наступит тихий час: у нас — и у тебя. Опять некогда. Затем ты скажешь: «Караул устал». Это причина, чтобы не конвоировать нас за ворота. Наконец, наступит смена караула, ты слиняешь пить водку, а нам придётся заговаривать зубы ещё большей скотине, которая потребует с нас денег, но так ничего и не сделает. Но когда ты появишься здесь ещё раз, я уже не буду разговаривать. Разговаривать будет он. (Старик-3 достаёт из штанины длиннющий трёхгранный штык образца 1812 года, который сверкает на свету, как Сириус в ночи.) Если ты спросишь, исполнял ли я заказы этой штукой, я отвечу: нет. Нет, но мне очень любопытно, хороша ли она.
НАЧАЛЬНИК. Да какой я начальник, ребята. Куда вас отвезти, ребята? Водки хотите, ребята?
СТАРИК-1 (обрадованно). Вот и хорошо, начальник, вот и славно. Спасибо вам, начальник, преогромное. Хотите, он (указывает на Старика-2) напишет благодарственное письмо о вас командиру заведения?
НАЧАЛЬНИК. Это ни к чему, уважаемые. Я просто делаю своё дело.
СТАРИК-1. Свежие могилки, начальник. Мы заранее оплатили наши свежие могилки, к которым хотим смотаться. Подравнять, вычерпать вездесущую дождевую воду, вытащить вдруг упавшего чужого, полить флоксы, проверить даты на памятниках и орфографию эпитафии… Пожалуйста, не забудьте лопату, начальник. Спасибо.
Попочки
Отроки, помещённые родителями в летний лагерь в глубинке, стоят перед забором в три с половиной роста типового 13-летнего подростка. За забором — лето. Забор, разумеется, под током. Само собой, вдоль забора каждый час пробегает специально обученная собака, которая каталогизирует в своей памяти запахи, приближавшиеся к забору меньше, чем на пять метров, и затем загоняющая их носителей в комнату отдыха вплоть до особого распоряжения командира лагеря. Наконец, каждая из сторон заборного периметра охраняется разведывательным дозором из только что вернувшегося с Воронежского фронта бойца (на подобной мере настаивали родители лагерников; без неё лагеря просто не было бы: теперь никто не хочет отдавать детей в иные руки).
ОТРОК-1 (кричит дозорному, спрятавшемуся в небольшом окопчике [здесь и далее]). Начальник, начальник, попочки!
НАЧАЛЬНИК (поднимается из окопчика, кричит [здесь и далее]). Где?
ОТРОК-1 (показывает на кусты на летней стороне, находящиеся на почтительном расстоянии от забора). Там, там!
НАЧАЛЬНИК. Сейчас проверю. (Начальник всматривается в кусты через прибор полуденного видения.) И правда… жопы. Как вы считаете, сколько их?
ОТРОК-1. Мы не считаем, мы точно знаем, начальник. Четыре. Мы их второй день в подзорные трубы разглядываем (складывает ладони в подзорную трубу).
НАЧАЛЬНИК. А почему мне не доложили?
ОТРОК-1. Простите, начальник. Не были уверены. В наших трубах плохая оптика.
НАЧАЛЬНИК. А в моей — «Цейс»!.. (Рассуждая вслух.) Но почему их только четыре?.. Какое же это совпадение? По штуке на наблюдателя? Это точно не совпадение.
ОТРОК-1. И мы так думаем.
НАЧАЛЬНИК. А что ещё вы думаете?
ОТРОК-1. Это происки.
НАЧАЛЬНИК. Чьи?
ОТРОК-1. Очевидно же.
НАЧАЛЬНИК. И я так думаю. Вы считаете, они настоящие?
ОТРОК-2. Происки?
НАЧАЛЬНИК. Происки — подлые, а значит — взаправдашние. Нет, жопы.
ОТРОК-2. Определённо, начальник: попочки, без всякого сомнения, подлинные. Я специально посвятил этому вчерашний день: все пошли стрелять по «бегущему кабану», а я отполз по окопчикам — и сюда. Крайняя левая, скорее всего, недавно переболела фурункулёзом. Собственно, фурункул был один, но въедливый. Видите характерный шрам вверху на левой ягодице?
НАЧАЛЬНИК. Уж поотчётливее твоего.
ОТРОК-2. Переболела. Появился бы на фальшивой попочке фурункул?
НАЧАЛЬНИК. Да ни за что.
ОТРОК-2. Верно, начальник. Кроме того, на второй справа есть родинка: бисерная, но в форме Аравийского полуострова…
НАЧАЛЬНИК. Значит… значит, она арабская?!
ОТРОК-2. Ну почему же…
НАЧАЛЬНИК. А потому же: кому ещё придёт в голову иметь на заднице родинку такой формы?
ОТРОК-2. Начальник, но ведь попочка не чёрная.
НАЧАЛЬНИК. Не чёрная. А должна быть чёрной и чернеть. А эта белая, даже не загорелая, — и светлеет.
ОТРОК-2. Следовательно, она не арабская, а просто игра природы.
НАЧАЛЬНИК. Дурацкая игра природы.
ОТРОК-2. Соглашусь… Наконец, все они просто объёмные.
НАЧАЛЬНИК. И что это значит?
ОТРОК-2. По игре света и тени на них…
НАЧАЛЬНИК. Опять игра!
ОТРОК-2. …я делаю вывод, что все они выпуклые, как и должно быть.
НАЧАЛЬНИК. А если это выпуклые мишени, пацан?
ОТРОК-2. Вы не могли бы взглянуть на попочки в инфракрасный прибор?
НАЧАЛЬНИК. А я и не догадался. Тебя бы в разведку, пацан. Сейчас… (Смотрит, причмокивая.) Тёплые, пацан! Они тёплые, они излучают на частоте тридцать шесть и шесть!
ОТРОК-2. Вот видите.
НАЧАЛЬНИК. А вдруг это подогреваемые объёмистые мишени?
ОТРОК-2. Для чего?
НАЧАЛЬНИК. Чтобы я одной очередью поразил все и каждую.
ОТРОК-2. Так стрельните, начальник. Если кокните — значит, это всё-таки подогреваемые выпуклые мишени. А если увернутся — не мишени, а…
НАЧАЛЬНИК. …а вражеские жопы! То есть амба!
ОТРОК-2. Ну почему сразу «амба», начальник? Они же такие симпатичные и манящие.
НАЧАЛЬНИК. Амба всегда сначала манящая… Нет! Нельзя. Не буду. Опасно. Я-то ладно, а вот вам ещё жить.
ОТРОК-2. Что такое, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Мы плохо вооружены.
ОТРОК-2. Не понимаю.
НАЧАЛЬНИК. Стрельнув, мы выдадим свою позицию. Они ответят по ней, а нам и ответить нечем: один АК-47 на четверых.
ОТРОК-2. Вы боитесь промахнуться, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Ничего я не боюсь… Ну, боюсь немного: я сегодня трезвый. А трезвый я косой. А выпить нечего.
ОТРОК-2. Пить на посту нельзя.
НАЧАЛЬНИК. Я знаю, поэтому промахнусь.
ОТРОК-2. А если мы закроем на пьянство на посту все шесть глаз?
НАЧАЛЬНИК. Как это?
ОТРОК-2. Не заложим вас, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Так нет выпивки-то…
ОТРОК-2. Это у вас. А нас есть. Сбегать?
НАЧАЛЬНИК. Что у вас?
ОТРОК-2. Портвейн, полбутылки. Вчера было больше, но…
НАЧАЛЬНИК. Портвейн — лимонад, не поможет. И мало. Что же делать… Сколько у тебя по «стрельбе по врагу», парень?
ОТРОК-2. Уверенная «отл. с плюсом». Я попаду, начальник. Я — Монтигомо.
НАЧАЛЬНИК. Кто ты?
ОТРОК-2. Монтигомо.
НАЧАЛЬНИК. А если родители узнают?..
ОТРОК-2. Я не в том смысле…
ОТРОК-1. Да он с двух рук умеет, начальник. Дайте ему пальнуть.
НАЧАЛЬНИК. Погоди. Я думаю… Нет, не дам. Вдруг одна из них успеет надеть каску, в результате чего выживет — и ответит гранатами? А? Об этом ты не подумал, ребёнок?
ОТРОК-2. Об этом я не подумал…
НАЧАЛЬНИК. Это потому что мозг еще не ушибленный.
ОТРОК-2. Чем?
НАЧАЛЬНИК. Чем угодно. Хоть молотком, хоть прямым попаданием.
ОТРОК-2. А у вас, начальник, значит, ушибленный?
НАЧАЛЬНИК. А иначе что бы я тут делал? кто бы меня сюда взял?..
ОТРОК-3. Начальник, я придумал.
НАЧАЛЬНИК. Говори, встав по стойке «смирно».
ОТРОК-3 (вытягивается). Есть встать по стойке «смирно». Мы не с того начали. Сначала надо выяснить, мужские это попочки или женские.
НАЧАЛЬНИК. И что это знание даст?
ОТРОК-3. Откроет нам их истинные намерения.
НАЧАЛЬНИК. Объяснись, рядовой.
ОТРОК-3. Есть объясниться. Мы неопровержимо установили, что это попочки…
НАЧАЛЬНИК. Да, это несомненные жопы.
ОТРОК-3. …после чего мы сделали предположение, что это враги…
НАЧАЛЬНИК. А кто же ещё?
ОТРОК-3. …но если бы это были вражеские попочки, то они были бы одеты: мужские попочки — в галифе, а женские — в белые колготки. Не правда ли?
НАЧАЛЬНИК. В галифе и белые колготки, подтверждаю.
ОТРОК-3. А поскольку они голенькие, то какие же они вражеские?
НАЧАЛЬНИК. И что же теперь делать?
ОТРОК-3. Во-первых, определить, какие попочки мужские, а какие женские.
НАЧАЛЬНИК. Зачем?
ОТРОК-3. Чтобы понять, как нам действовать дальше.
НАЧАЛЬНИК. И как нам действовать дальше?
ОТРОК-3. Взять языка, то есть взять одну из попочек (очевидно, что самую грациозную, то есть женскую) в плен и подвергнуть допросу с пристрастием.
НАЧАЛЬНИК. Это как?
ОТРОК-3. Это светить ей в глаза ярчайшей лампой.
НАЧАЛЬНИК. Откуда знаешь?
ОТРОК-3. Папа так делает.
НАЧАЛЬНИК. Дома?
ОТРОК-3. И на работе.
НАЧАЛЬНИК. Хороший план. Как будем определять их пол?
ОТРОК-3. Когда я был маленьким, то был с мамой в дамской душевой…
НАЧАЛЬНИК. Поясни.
ОТРОК-3. Есть пояснить. С тех пор образ попочки противоположного пола нейдёт у меня из головы. Думаю, я не ошибусь, осмотрев их ещё раз. Можно вопрос, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Наверное.
ОТРОК-3. А вам самому какая попочка больше всего нравится?
НАЧАЛЬНИК. Четвёртая справа ничего так.
ОТРОК-3. Спасибо за искренний ответ.
НАЧАЛЬНИК. А что с мужскими?
ОТРОК-3. С мужскими? Мужских я не видел. Мы же мальчики, — на мужские, чтобы не задуматься, смотреть нельзя. Для мужских нужен эксперт.
НАЧАЛЬНИК. Не повезло вам, мальчики. А я вот других и не видел. С мужской сам справлюсь. Если не возражаете.
ОТРОК-3. То есть идентификация дамских попочек полностью на нас?
НАЧАЛЬНИК. Угу.
ОТРОКИ (все, нестройным хором). Ура! Наконец-то настоящее дело, а не вот это всё! Спасибо, начальник!
НАЧАЛЬНИК. Пожалуйста, рядовые. Итак, наш план: выясняем с расстояния пол маячащих жоп, берём в плен самую обаятельную (то есть бабскую), выпускаем ей кишки не до смерти — и что-то узнаём. Что именно мы хотим узнать?
ОТРОК-1. Цель пребывания в кустах напротив нашего объекта.
ОТРОК-2. Почему их всего четыре.
ОТРОК-3. Почему на четвёртой справа есть волосы.
НАЧАЛЬНИК. На ней есть волосы?!
ОТРОК-3. Без всякого сомнения.
НАЧАЛЬНИК. Прям так уж и без всякого… (Смотрит на.) Действительно есть. Но какая же она симпатичная…
ОТРОК-1. Спорное замечание, начальник.
НАЧАЛЬНИК. А ещё их национальность.
ОТРОК-3. Простите, начальник, но национальность попочки можно узнать и отсюда.
НАЧАЛЬНИК. Как, рядовой? Удивите меня.
ОТРОК-3. Есть целые таблицы попочек разных национальностей. Папа часто приносит домой рабочие документы и разбрасывает их повсюду. А я… а я их наскоро, пока он валяется пьяный после трудовой ночи, просматриваю. А поскольку у меня фотографическая память — то я смогу. Только всмотрюсь — и запросто. Да я уже и сейчас могу сказать, что четвёртая попочка справа — наша.
НАЧАЛЬНИК. Ух ты. Выходит, братушкина? Вы понимаете, ребята, что это значит?
ОТРОКИ (все, хором). Что?
НАЧАЛЬНИК. Что можно не бояться!
ОТРОК-2. А если она — перебежчик и подлый предатель?
ОТРОК-1. А если она уже неживая и взята для отвода наших глаз?
НАЧАЛЬНИК (рассматривая попочки в свой «Цейс»). Тогда надо узнать их воинские звания. Это возможно? И наличие при них гранат. И сколько им заплатили, чтобы они устроили такое. Если наличными — отнимем и пропьём.
ОТРОКИ (все, нестройным хором). Нам нельзя.
НАЧАЛЬНИК. А я никому не скажу… Внимание! На четвёртую жопу слева сел ви́тютень. Это плохо, это очень плохо. Всем кричать: «Улетай, собака витютень!» (Все кричат: «Улетай, собака витютень!») Громче, он не слышит. Ещё громче! Он же сейчас спугнёт их! Они же сейчас в штаны наложат! Они же сейчас смоются! (Все громко-громко кричат: «Улетай, собака витютень!») Не останавливаемся! Орём что есть мочи!
ОТРОК-3 (посмотрев в свою «подзорную трубу»). Какой же это витютень, начальник. Это Passer montanus, воробышек.
НАЧАЛЬНИК (усиленно вглядывается в «Цейс»). А ведь и впрямь воробей. Всем кричать: «Воробышек, кыш! Passer montanus, свали с них!» (Все кричат.)
ОТРОК-2. А если он не уберётся?
НАЧАЛЬНИК. Уберутся они́. Они же думают, что их никто не видит. А тут подлый воробей!.. Проваливай с жопы, птица! Чёрт. Ох. Ах. Поздно. Они. Исчезли. А я в них даже не стрельнул.
ОТРОКИ (все, опечаленным хором). А мы их даже не пощупали.
Иисусик
Прокажённые, заживо похороненные в лепрозории «С глаз долой», стоят перед забором, за которым от Москвы до самых до окраин раскинулся лепрозорий побольше — и настоящий, о чём, впрочем, знают лишь немногие его обитатели: так и не сумев заболеть, они утаивают своё здоровье, считающееся здесь тяжёлым — почти смертельным — заболеванием, от всех прочих, которые гордятся своей лепрой, не зная, что это лепра.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1 (предупредительно пошумев трещоткой, подойдя к КПП лепрозория на прицельную дальность стрельбы из пистолета Макарова [35,56 аршина], кричит начальнику [здесь и далее]). Начальник, чего хочу попросить! Только не кашляйте в нашу сторону, если захотите ответить, лады?
НАЧАЛЬНИК (ощерившись в бойницу КПП стволом пулемёта Дегтярёва, кричит [здесь и далее]). Почему это я не могу кашлянуть на вас?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Потому что ветер переменчив: ваш кашель, заразившись от нашего дыхания, может вернуться к вам, и…
НАЧАЛЬНИК. Не дай Б-г. (Надевает противогаз.) Спасибо, что всякий раз втолковываешь.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Забочусь о вас, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Чего хотел, сифилитик?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Я не сифилитик, я больной проказой.
НАЧАЛЬНИК. Нам нельзя называть это слово. У нас нет этого слова. Чего хотел, мертвечина? Неужели наружу? неужели пулю? неужели, гм, жить надоело?.. Но как же от тебя всё-таки воняет!..
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Этого не может быть, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Почему?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Потому что, услышав мой запах, вы бы уже были мертвы. Сам мой запах смертелен для вашей популяции.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо, что всякий раз втолковываешь, протасов.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Спасибо, что помните мою фамилию.
НАЧАЛЬНИК. Это твоя фамилия?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Представьте себе.
НАЧАЛЬНИК. Ничего себе. Спасибо, что всякий раз представляешься. Без этого я бы не смог составить отчёт о ЧП. «С кем пришлось говорить?» — да Б-г его знает, покойничек не представился; вот те за это лишение премии, начальник КПП…
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Начальник, чего хочу-то… Когда Иисус был в одном городе, перед Ним, умоляя: «Господи, если хочешь, можешь меня очистить», пал ниц некий прокажённый.
НАЧАЛЬНИК. Ну да, ну да. Но ведь ты стоишь.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. О господи. Простите, начальник. (Падает ниц.)
НАЧАЛЬНИК. Могу, конечно, могу. Но даже если бы я хотел, как это сделать?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. А вы не хотите, начальник?
НАЧАЛЬНИК. А зачем мне хотеть?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Разве это не ваша сущность, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Моя ли это сущность… Какой дурацкий вопрос… Ну а чья же ещё? Конечно, моя. Я впитал её с молоком Марии Иоакимовны, родной мамы. Но ведь я могу и не очищать.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Почему можете не?
НАЧАЛЬНИК. Разве я должен очищать всех и каждого?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Не должны. Но если можете, разве вы не должны очищать любого, кто попросит вас об этом?
НАЧАЛЬНИК. А ты просишь?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Я умоляю.
НАЧАЛЬНИК. Ах да: упал и клянчишь. А если ты мне не нравишься? Ты норму-то выполняешь, валяющийся передо мной? Где ты, кстати, работаешь, умолитель?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. На урановой шахте им. РБМК-1000. Выковыриваю из недр 235-й. Норму (если что) не то что даю — превышаю.
НАЧАЛЬНИК. Зачем?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Чтобы быть на хорошем счету, начальник.
НАЧАЛЬНИК. А почему сегодня не пашешь?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Отпущен на перекур по уважительной причине: нечем рубить уранчик — на складе кончились кáйла. Жду, когда обеспечат.
НАЧАЛЬНИК. А ломом пробовал?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Конечно, начальник: когда стесалось последнее кайло, я стал рубить 235-й ломом, но он тут же согнулся, порода-то — камень…
НАЧАЛЬНИК. И что было дальше?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. …и я начал выковыривать уран голыми руками…
НАЧАЛЬНИК. А лом был простой или закалённый?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Простой.
НАЧАЛЬНИК. Вот ты кулёма, гангренозный. Кто же рубит уранчик простым ломом… Выходит, ты образцовый больной? А как сюда угодил?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Устал скрывать, что у меня проказа, — и сдался. Совесть заела: дышу с людьми одним воздухом, заражаю…
НАЧАЛЬНИК. Явка с повинной?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Ага. Разве б я рубил 235-й без явки…
НАЧАЛЬНИК. Да ни за что. Поставили бы драить КПП’шный сортир. Или даже мыть посуду в нашей столовке.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Не дай бог, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Или стирать наши подштанники.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. О господи.
НАЧАЛЬНИК. Или доносить мне на ваших при личных встречах со мной.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Что вы такое говорите, начальник…
НАЧАЛЬНИК. Или тайно выходить из лепрозория под нашим видом для выявления больных и заразных.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Не травите душу, начальник…
НАЧАЛЬНИК. А сам-то небось пианист какой-нибудь?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Ботаник.
НАЧАЛЬНИК. В карцере сидел, гипертоник?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Да за что же!
НАЧАЛЬНИК. Откуда мне знать… Подвинтил весы, чтобы перевыполнять норму… Вместо 235-го рубил 238-й… Отловил щегла, которого потом, заразив, отпустил за забор… Изнасиловал, чтобы заразить, кролика, которого потом съел в виде пельменей… Грехи. Есть у тебя грехи? Признайся — и я захочу очистить тебя.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Есть грех, начальник! Я всё ещё немного дышу.
НАЧАЛЬНИК. И заражаешь воздух родины?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. И заражаю воздух отечества.
НАЧАЛЬНИК. Окаянство твоё нестерпимо, гидроцефал.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. И оно меня убивает, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Так почему бы мне не убить тебя?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Согласен, начальник. Если не хотите очистить, застрелите. Не могу больше дышать одним с вами воздухом.
НАЧАЛЬНИК. Совестишься? Это хорошо. Тогда, может, монетку бросим?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Если орёл — застрелите меня, начальник; а коли решка — очистите.
НАЧАЛЬНИК. Решки не будет — я не знаю, как очищать.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Тогда не о чем беспокоиться.
НАЧАЛЬНИК. Тогда я бросаю?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Не бойтесь, начальник. Я всё равно не увижу, что выпадет, вы же в КПП, а я — на расстоянии выстрела.
НАЧАЛЬНИК. Вот именно. (Бросает монетку.) Знаешь, что выпало, чахоточный?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Откуда же, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Ребро!
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Быть не может.
НАЧАЛЬНИК. Может. У меня как-то семь дней подряд ребро выпадало. Ещё раз брошу?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Пожалуйста, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо. (Бросает монетку.) Тебе везёт, жмурик.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Неужели орёл? Ура.
НАЧАЛЬНИК. Решка.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Не может быть.
НАЧАЛЬНИК. Ну? Очищать? нет?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Раз уж выпало, начальник… давайте очищать.
НАЧАЛЬНИК. Напомни мне, как это делается. А то я давно не очищал… Память что-то совсем никакая стала.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Простёрши руку, Иисус коснулся прокажённого и сказал: «Я хочу. Очистись». И тот тотчас очистился от проказы.
НАЧАЛЬНИК. Да, да, что-то такое было… Теперь я явственно это вспомнил. Спасибо, чувак.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Рад быть полезным, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Что ж, приступим. И как мне тебя коснуться?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Простёрши руку, начальник.
НАЧАЛЬНИК. Просто Иисусик, пожалуйста.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Простёрши руку, Иисусе.
НАЧАЛЬНИК. На 35,56 аршина? С ума сошёл, золотушный?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Мне подойти? или вы сами, Иисусе?
НАЧАЛЬНИК. Тебе, конечно.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Подхожу. Вы только не хватайтесь за пистолет и не снимайте противогаз.
НАЧАЛЬНИК. Почему? Я же теперь Иисус. Зачем мне противогаз? Разве я могу заразиться?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Нет, но давайте всё же побережём вас.
НАЧАЛЬНИК. Давайте побережём меня. А почему я не могу стрельнуть, захотев?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Так решка же выпала.
НАЧАЛЬНИК. Решка. Вспоминаю. Рефлекс поборю (не без труда придерживает левой рукой правую, которая тянется к пистолету на боку). Я готов. Паралитик, подходи.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1 (подходит на расстояние вытянутой руки). Подошёл, ваше благородие. Спасибо, что не стрельнули. Касайтесь меня. (Начальник высовывает пулемёт Дегтярёва из бойницы и касается Прокажённого.) Ну не пулемётом же, начальник.
НАЧАЛЬНИК. А чем?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Рукой. Рукой в перчатке, пожалуйста. Только перчатку потом сожгите.
НАЧАЛЬНИК. Левую или правую?.. Обе, я понял. Жалко, они почти новые. (Высовывает руку в бойницу и касается Прокажённого.) Готово. Чувствуешь что-нибудь?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1 (становится по стойке «вольно» и делает всеблагое лицо). Погодите, Господи Иисусе Христе, Сыне Божий… Сейчас… Не так скоро… Болезнь, несомненно, начала уходить… Внимание: во мне осталось девяносто девять процентов… девяносто восемь процентов… девяносто семь процентов…
НАЧАЛЬНИК. Долго ещё?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. …девяносто один процент… (Называет оставшиеся проценты, допустим, до 66.) Всё. ИИСУСЕ! Я ОЧИСТИЛСЯ! Я чувствую в себе необычайные здоровье и энергию!
НАЧАЛЬНИК. А куда делись шестьдесят шесть процентов?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Обнулились.
НАЧАЛЬНИК. Вот так сразу?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Да что ты пристал, начальник? Боишься, что ли? Мне что, надо было считать до нуля? Ты бы взвыл и потянулся к Макарову.
НАЧАЛЬНИК. Да уж потянулся бы, не сомневайся. Докажи, что очистился.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Выходите и расцелуемся.
НАЧАЛЬНИК. Троекратно?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. А то.
НАЧАЛЬНИК. Может, с тобой ещё и в постель лечь? Чур, я снизу.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Зачем?
НАЧАЛЬНИК. Ну… вдруг ты на меня запал после всего?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. А… Нет, я очень благодарен тебе, начальник, но пока не запал.
НАЧАЛЬНИК. А шанс есть?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Заткнись, а?
НАЧАЛЬНИК. «Заткнись»? Гм… Вот теперь я вижу, что ты выздоровел. Как ощущения, брат?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Вызывающие офигение, брат.
НАЧАЛЬНИК. Понимаю тебя, брат. Чем теперь займёшься, брат?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. То есть ты готов меня выпустить, брат?
НАЧАЛЬНИК. Конечно, брат. Не стану же я держать здесь здорового. Или ты сомневаешься в моей целительной силе?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Нет, брат. Ты очистил меня.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо, брат. А этих (указывает на других Прокажённых) надо отчистить? Доходяги, хотите отчиститься?
ПРОКАЖЁННЫЙ-2 (позвонив в колокольчик). Я очень хочу, начальник!
ПРОКАЖЁННЫЙ-3 (сыграв на губной гармошке сигнал «Химическая тревога»). И меня, и меня, коснись, о начальник, с желанием и наказом очиститься!
НАЧАЛЬНИК. Дуйте сюда, безногие. (Прокажённые не без опаски подходят к бойнице с Начальником в ней, и он касается их обеими руками.) (Обращается к Прокажённому-1.) Брат, можно сразу двоих разными руками?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Конечно, брат.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо, брат. Долго касаться, брат?
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Да всё уже, брат.
НАЧАЛЬНИК. Вы отчищены, братья (Прокажённые прыгают на месте, изображая ликование). (Обращается к Прокажённому-1.) Я сниму противогаз? Дышать нечем. И —хочется выйти и обнять вас всех.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. С ума сошёл, брат? У твоих на КПП наверняка руки чешутся: они же пристрелят тебя как заражённого.
НАЧАЛЬНИК. Пристрелят. Спасибо, брат. Не буду снимать. Обнимаю вас мысленно, братья.
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Придумай, что скажешь им, брат, если спросят с ехидцей или подвохом. Почему подпустил и касался.
НАЧАЛЬНИК. Или убью на месте, или скажу, что я Иисус. Что же ещё, брат, тут можно сделать…
ПРОКАЖЁННЫЙ-1. Хорошая придумка, брат. Надев противогаз, всегда говори правду, брат.
НАЧАЛЬНИК. Ну а вы, братья, что, исцелившись, делать будете?
ПРОКАЖЁННЫЕ (в один голос, взявшись за руки и приплясывая вокруг чахлого деревца у КПП). Ничего, брат. Даже если будешь выгонять, останемся тут, брат.
НАЧАЛЬНИК. Опять заболеть хотите?
ПРОКАЖЁННЫЕ (в один голос, продолжая водить хоровод). Да мы теперь вечно здоровенькие будем.
НАЧАЛЬНИК. Я знаю. Ладно, загорайте. В шахту вам теперь всё равно нельзя — она для нечистых…
ПРОКАЖЁННЫЕ (в один голос, не оставляя хоровод). А кто же нам поверит, брат? Твои вертухаи, брат, такие звери.
НАЧАЛЬНИК. Скажете, что приказ Иисуса.
ПРОКАЖЁННЫЕ (хором). Ага. Так они и поверят. Бумагу давай, брат.
НАЧАЛЬНИК. Сейчас, сейчас выпишу, братья, потерпите. (Спрашивает, выписывая бумагу.) Ну хоть перемигиваться-то будем, если вы опять к КПП на расстояние выстрела подойдёте?
ПРОКАЖЁННЫЕ (хором). Это можно, брат.
НАЧАЛЬНИК. Спасибо. А других мне отчищать, братья?
ПРОКАЖЁННЫЕ (хором, удаляясь). А это ты у них сам спроси, брат!
НАЧАЛЬНИК. И спрошу.
Трисестрички
Три деви́цы сидят перед чередой из трёх заборов, за которыми — полупрячущаяся в степи шахтная пусковая установка. Девчонки местные: до их пгт отсюда тридцать вёрст, одолеваемых скорым (ОПН) велосипедным ходом по горячей июльской степи за час с копейками. Обходящий ракетное угодье караульный начальник, увидев сначала опёршиеся о внешний забор велосипеды, а потом и знакомок, улыбается, но автомат с плеча срывает и даже прицеливается.
НАЧАЛЬНИК (кричит [здесь и далее]). Где?! Стой! Отойти!.. Стрелять буду. Наверное… Опять вы, трисестрички?
ТРИСЕСТРИЧКИ (кричат хором [здесь и далее], чуть-чуть не опередив уставной вопль часового). Пиф! Паф! Не пугай, начальник! Мы бестрепетные! Мы даже не описались! Здорово, начальник! А гранаты у тебя есть?
НАЧАЛЬНИК. Гранаты не положены.
ТРИСЕСТРИЧКИ. А то пометали бы.
НАЧАЛЬНИК. Куда?
ТРИСЕСТРИЧКИ. А по заборам. Мешают велопробегу. А объезжать — лень.
НАЧАЛЬНИК. Гранат нет, но есть выпить.
ТРИСЕСТРИЧКИ. Можно и выпить. Выпьем и, так и быть, объехав, помчимся дальше
НАЧАЛЬНИК. Куда?
ТРИСЕСТИЧКИ. В Москву, куда же ещё.
НАЧАЛЬНИК. Сейчас сбегаю. (Бросает на землю автомат и амуницию, уносится; вскоре возвращается с полуторалитровой пластиковой бутылкой.) Вот: сладкое «шило». Ребятам дают протирать ракету, а они настаивают на поцелуях из писем и протирают себя. Изнутри. И со мной делятся, потому что я отзывчивый, потому что отзывчивей меня в этой степи нет никого. Крикнут: «Ашот!» — и я немедленно отзываюсь (а я и не Ашот вовсе, а Гамлет, и знаю, что надо бы промолчать, а лучше спрятаться, а всё равно откликаюсь): «А!» И они весело (это всегда безумно веселит их) гогочут: «Буй на!»
СЕСТРИЧКА-1 (кричит [здесь и далее]). Не смешно, а, наоборот, взрыднуть хоца. И — ты это уже рассказывал, начальник… Умираю со скуки. Развлеки.
НАЧАЛЬНИК. Завалить подружек? Это тебя развлечёт?
СЕСТРИЧКА-1. Не знаю… Поболтать с их отлетевшими душами будет интересно: за этими двумя шмарами столько детских подлянок числится… но они с тех пор исправились, начальник… Нет, это меня не развлечёт. Предлагай новое.
СЕСТРИЧКА-2 (кричит [здесь и далее]). Закрутишь со мной любовь, начальник?
СЕСТРИЧКА-3 (кричит [здесь и далее]). Искупаешь меня, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Да, да, но сначала глотните. (Отпивает стакан, не меньше, закусывает куревом и швыряет бутылку через три забора.)
СЕСТРИЧКА-1. У нас есть три бутерброда. Но один — тебе. Лови. (Заворачивает бутерброд в газету и бросает его через три забора.)
НАЧАЛЬНИК. Премного благодарю.
СЕСТРИЧКА-1. Тебе спасибо. (Заглатывает не меньше стакана сладкого «шила».) Как же вкусно. Градусов сорок, начальник?
НАЧАЛЬНИК. Пятьдесят пять. Измерено и строго соблюдается. Сорок их не пробирает.
ТРИСЕСТРИЧКИ. А нас тем более.
СЕСТРИЧКА-1. А почему так сладко, начальник? Поцелуйчики-то, на которых это настояно, заправдашние, сахарные и горячие. Неужели их ждут? Неужели девки не нашли ребят получше, пока эти идиоты гниют в степи?
НАЧАЛЬНИК. Не обижай пацанов, сестричка. Они хоть и «ашот — а», а боевые товарищи.
СЕСТРИЧКА-1. Прости. Захмелела… но так и не развлеклась. Придумай ещё что-нибудь, начальник, чтобы не катить в Москву, в которую не хочу, а надо.
НАЧАЛЬНИК. Как там, на воле?
СЕСТРИЧКА-1. Развлекаются почище нашего. Все шесть братьев ушли на войну. Я им: «Куда, бараны?» А они мне (передразнивает косноязычный, с проглоченным «р», говор братьев): «Туда, дурочка: испанцы вот-вот возьмут Воронеж, а португальцы — Якутск. Нельзя позволить, ляжем, а не дадим». Мать, конечно, — за ними: они же у нас с одной извилиной, за ними уход нужен. Теперь разрывается между Воронежем и Якутском (или Улан-Удэ? всё время их путаю): тут манку сварила, кальсоны отстирала, во врага пальнула — и уже надо нестись туда, где троица на каплю умнее, но таблицу умножения всё равно не осилила, а её ведь на артиллерию бросили. Мать за них считает, и их расчёт на хорошем счету: центр Улан-Удэ (или Якутска?) лежит в руинах… А училка пения, которая меня о доску головой била, за своими в Берлин (или в Тель-Авив? тоже путаю) не поехала: сказала, что родина в опасности, а они — враги, с которыми ей не по пути.
НАЧАЛЬНИК. Отчего же она тебя головой о доску?
СЕСТРИЧКА-1 (вытягивается, прокашливается, делает объявление, будто она конферансье). Музыка Михаила Иорданского, слова Антона Пришельца, «Песенка про чибиса». Поёт О. Л. Книппер. (Двесестрички аплодируют. Запевает.) У дороги чибис, / У дороги чибис, / Он кричит, волнуется чудак: / «А скажите, чьи вы? / А скажите, чьи вы? / И зачем, зачем идёте вы сюда?» Надо было «Чибиса», всё время петь «Чибиса», целый год «Чибиса», все четыре четверти одного «Чибиса», а я, уставшая от «Чибиса» солистка, целый год, все четыре четверти, пела Love Me Do. (Поёт. Начальник сначала восхищённо слушает, потом начинает не без виртуозности подпевать. Их пение то и дело прерывается аплодисментами Двухсестричек.) Love, love me do / You know I love you / I’ll always be true / So please, love me do / Whoa, love me do // Someone to love / Somebody new / Someone to love / Someone like you… Но зла на неё я не держу. И если когда-нибудь она умрёт, я каждый год буду присылать на её могилу цветы, потому что голосина у меня вон какая…
НАЧАЛЬНИК. Оперная! Я слышал одну, «Летучая мышь», но у тебя проникновеннее, до самых до косточек пробирает.
СЕСТРИЧКА-1. Это оперетта, Ашот.
НАЧАЛЬНИК. Я не Ашот.
СЕСТРИЧКА. И ноты благодаря Людмиле Израилевне познала… А потому не пропаду: буду петь в Москве в пешеходном переходе… или в электричках — если ты подаришь мне свою ушанку.
НАЧАЛЬНИК. Лето же, какая ушанка.
СЕСТРИЧКА-1. А мне сейчас надо. У тебя какой размер?
НАЧАЛЬНИК. 58-й.
СЕСТРИЧКА-1. Сойдёт.
НАЧАЛЬНИК. Что же, сношусь на склад. Не уезжай. Скоро буду. (Убегает. Возвращается с армейским треухом.) Лови. (Бросает шапку через заборы.)
СЕСТРИЧКА-1. Спасибо, начальник. В неё войдёт много денег… На мороженое хватит. Говорят, в Москве умопомрачительное мороженое… Начальник, а если шарахнуть по нашему пгт твоей ракетой, что будет?
НАЧАЛЬНИК. Ничего не будет. Ничего не останется. Один большой котлован до горизонта.
СЕСТРИЧКА-1. Так и нету ничего… кроме Людмилы Израилевны. Если шарахать, можно её не затронуть?
НАЧАЛЬНИК. Так она же тебя головой о доску…
СЕСТРИЧКА-1. Не твоё дело. Она учила — и выучила. А ты, Ашот, что хорошего сделал за свои девятнадцать?
НАЧАЛЬНИК. Я не Ашот, я Гамлет.
СЕСТРИЧКА-1. Тем более.
НАЧАЛЬНИК. Если шарахать, Израилевну надо вывозить.
СЕСТРИЧКА-1. Так откажется же.
НАЧАЛЬНИК. Если дорогá — насильно.
СЕСТРИЧКА-1. У нас только велосипеды, да и те без багажника… Начальник, после этой мысли я бы выпила. Ты позволишь нам с девочками ещё по стакану засосать?
НАЧАЛЬНИК. Только мне оставьте. (Трисестрички пьют из бутылки, после чего бросают её Начальнику.) Ого, тут ещё пара стаканов. Спасибо, трисестрички.
СЕСТРИЧКА-1. Как спасти Израилевну, начальник?
НАЧАЛЬНИК. А мы точно собрались бить по вашему пгт?
ТРИСЕСТРИЧКИ. Мы ещё не решили.
НАЧАЛЬНИК. У нас есть БМП. Если что, можно смотаться за Израилевной на ней.
СЕСТРИЧКА-1. Училку придётся скручивать.
НАЧАЛЬНИК. Если не скрутить, куда ты будешь слать букеты из своей Москвы?
СЕСТРИЧКА-1. В никуда. В котлован до горизонта. Это будет хуже тоски…
НАЧАЛЬНИК. А зачем нам — если что — бить по вашему пгт?
СЕСТРИЧКА-1. Чтобы некуда было возвращаться, если меня не зарежут в Москве в такси.
НАЧАЛЬНИК. Это — причина. Уважаю тебя за это со всей особенностью… Надо, надо спасти Израилевну… После этой мысли я тоже выпью. (Пьёт.) И, выпив, я познал, как спасти Израилевну.
СЕСТРИЧКА-1. Как?
НАЧАЛЬНИК. Шарахнем по другому месту.
СЕСТРИЧКА-1. Зачем?
НАЧАЛЬНИК. Чтобы спасти Израилевну.
СЕСТРИЧКА-1. А чем тебе другие места насолили, Ашот? За что ты их так?
НАЧАЛЬНИК. Я не Ашот, я Гамлет.
СЕСТРИЧКА-1. Сразу видно, что Гамлет.
НАЧАЛЬНИК. Как хотите.
СЕСТРИЧКА-1. А почему ты сегодня один, начальник? Почему к девочкам никто через заборы не пристаёт? Отчего не слышно «шагом марш»? Где все?
НАЧАЛЬНИК. Лето.
СЕСТРИЧКА-1. Ясно.
НАЧАЛЬНИК. Отпуска.
СЕСТРИЧКА-1. Поняла.
НАЧАЛЬНИК. Взяли летние отпуска, чтобы не морозиться зимой…
СЕСТРИЧКА-1. Резонно. Умные. Не то что я и мои братья.
НАЧАЛЬНИК. …на Якутском (или Улан-Удэнском?..) фронте. Хорошо хоть на Воронежском неплохие погоды, а то у нас в летние отпуска неохотно отпускают. А осенью-зимой — легко и охотно с присказкой «да катись ты, Ашот заменит». Осенью-зимой ребята, взяв отпуск, гоняют на Воронежский фронт.
СЕСТРИЧКА-1. Хорошо устроились.
НАЧАЛЬНИК. И не говори.
СЕСТРИЧКА-1. А Гамлету за всех отдуваться…
НАЧАЛЬНИК. Один за всех, ага. Короче, сегодня я тут один. Интересно. Весело. Вольно. Но вы не думайте, я всё умею, не в первый же раз.
Раздаётся телефонный звонок.
СЕСТРИЧКА-1. У меня такой же звонок, но это не мой.
НАЧАЛЬНИК. Это мне. Из дома. Мама. Погоди. Я быстро. Чёрт, я же пьяный… (Говорит по телефону.) Ну а кто же ещё, мама? Здравствуй, мама. Хорошее настроение, мама. Не обижают. На что сесть, мама? — я в патруле, на улице. Нет, лавочек тут нет. На землю? Ладно, сажусь на землю… Пашка? Пашку?! Менты? Не менты? Сам? Пашка сам?! Мама, это ложь! этого не может быть! Пашка не мог сам! Никогда, мама! Когда? Голодал? Долго? Почему ты не начала с этого? Голодал в СИЗО, и не менты, мама?! У меня всё прекрасно, мама. До свидания, мама.
СЕСТРИЧКА-1. Гамлет, хорошенький, что-то случилось?
НАЧАЛЬНИК. Плохое. Очень. Погиб Пашка. Мой лучший друг. (Плачет. Отплакав, становится совсем другим: трезвым, собранным, злым, решительным.) Я сейчас. Дождитесь. Будут вам развлечения.
ТРИСЕСТРИЧКИ (грустно, по инерции). Ура.
НАЧАЛЬНИК (быстро вернувшись). Жаль, гранат не нашёл. (Последовательно перерезает принесённым болторезом дыры для прохода во всех трёх заборах.) Прошу вас ко мне, дамы. Да не бойтесь вы. Будет весело. Будет так весело, как никогда уже не будет. Спасибо, что навестили меня. (Трисестрички нехотя, но посмеиваясь и подталкивая друг друга, проходят через все три забора.) Начнём со страстной любви. Кто из вас хотел со мной закрутить?
СЕСТРИЧКА-2. Я. Я хотела. Но теперь я не уверена в этом. Не будет ли это ошибкой с моей и твоей стороны?
НАЧАЛЬНИК. Наоборот, милая. Наоборот. Любовь побеждает смерть. Будем целоваться?
СЕСТРИЧКА-2. Как хочешь.
НАЧАЛЬНИК. Очень хочу. (Начинают целоваться.) Можно я зацелую тебя до смерти?
СЕСТРИЧКА-2. Не знаю… А впрочем… давай. Можно.
Начальник и Сестричка-2 отходят в сторону и целуются. Это продолжается… столько, сколько положено. Сестричка-2, постанывая от удовольствия, остаётся на месте, приговаривая: «Ты иди, иди, мне надо отдохнуть, девочки тоже хотят, девочки ждут…» Начальник возвращается к Двумсестричкам.
НАЧАЛЬНИК. Сестричка-3, марш купаться.
СЕСТРИЧКА-3. Ага.
НАЧАЛЬНИК. У нас есть бассейн, в нём даже есть вода, а в ней даже нет лягушек, но в нём неинтересно. Хочешь поплавать нагишом в заброшенной ракетной шахте?
СЕСТРИЧКА-3. А можно?
НАЧАЛЬНИК. Конечно. Я тебя отведу. Это близко. Ты только не утони, когда по нам ударят ответной ракетой: пропустишь самое интересное… Да шучу я, не боись. Сестричка-1, потерпишь в одиночестве? (Сестричка-1 кивает.) Умница. (Уходит с Сестричкой-3. Возвращается один.) Купается, как дитя. Счастлива. Оставил одну. Обещала не увлекаться с нырянием и вернуться. Ты не заскучала? (Сестричка-1 отрицательно мотает головой.) Люблю тебя за это больше всех. Ну что, готова шарахнуть?
СЕСТРИЧКА-1. По пгт? А Людмила Израилевна? Её вывезем? На БМП?
НАЧАЛЬНИК. Нет, не по пгт. Планы поменялись. Шарахнем по другому месту. По самому его центру… (Кричит Сестричке-2.) Эй, зацелованная, подождёшь нас? (Сестричка-2 машет рукой: мол, идите, идите, мне хорошо, я ещё тут побуду.) Пошли. Ты введёшь координаты, а я нажму на кнопки, там целая куча красных кнопок всевозможных оттенков, но я справлюсь, я уже делал это, у меня даже в глазах не зарябит от красного цвета на любой вкус…
СЕСТРИЧКА-1 (достаёт телефон, чтобы сыграть на нём всеми десятью пальчиками). Какие координаты? Я запишу.
НАЧАЛЬНИК. Очень простые: с. ш.: там, где ухохатывались, услышав про его голодовку; с. д.: там, где падали под стол от ржания, когда Пашка сказал, что она сухая.
СЕСТРИЧКА-1. Москва, что ли? А как же я… как же мы… Мы же бежим туда…
