Улетел в своём снаряде
на Луну и не возвратился.
Андрей Платонов
Я приносил металл. Я строил с ним.
Тащил, слезясь, кровати из-под деток,
когда они рассматривали эдак
свой рыбий жир: «Треску искровеним
и оплодотворённых яйцеклеток
лишим судьбы пинком, без хиросим,
заметив хоть в Индийском, хоть в ведре;
сама б пилá печёночные клетки?!» —
молчали зло и абордажно детки,
а я тянул: «Не нота, детворе
на радость вытяну все панцирные сетки»,
но тоже в сторону — пугаясь, что в нутре,
случись неловкость, будут синяки,
но, как и «едоки», осатанело, —
когда дитя себя почти продело
в дверь спальни, умолять «пренебреги
и не заметь», наверное, не дело.
Всё в дело шло: снаряду без цинги,
в довольстве витаминов Al и Fe,
лететь к Луне сподручней и скорее;
«…мне б чугуна и стали! Батареи?» —
он христарадил, я же в удальстве
переплывал вдоль рéки — енисеи:
волóк из дома ложки в рукаве,
и батареи, да, и с ЧПУ
токарно-фрезерный с задоринкой — одышкой
(свинцов он, что ли); снова был мальчишкой:
горел и ждал несбыточных цеу́.
Всё переплавлено в ракету, чтобы вспышкой
завидной засветиться — и… ау:
он, чёрный, как и я, но поприжат
повеселее: ни кола, ни сердца —
отобрала одна — хоть обессмерться,
ему тут что? — «Кромешный, а не рад».
Так он и не вернулся, взял и делся.
А я с ним строил. И так ждал назад. 
