Железо кончилось, и домны запретили,
собак гоняют во дворах; и нет бы стыть,
летя в снарядах в атмосферном иле
и выше, в пустоте, теряя нить
с отпетым чернозёмом, мёрзнут в домнах,
ныряя в омутистой дождевой
до дна, до дна, где у воды бездомной
из тверди неба мог бы быть покой —
но нет: семь поколений — и готовы,
отбором вынянчены жабры, и
до синевы и заморозков сдобы
на мягком месте сапиенс-мальки,
солдатиком иль рыбкой в конус бросив
себя, пьянят уменьем свежих тел:
не дышат, черти, днями! И молозив,
и молока, и каш, и тарантелл
(когда за обе) требуют в отместку,
и Циолковский, One Small Step и серп Луны
изводят беспросветную невестку:
в пыли, ни-ни, висит, — уязвлены:
а нет бы прыгать в сушь, а то и мимо;
семь поколений, и Москва — Луна,
Калуга — Марс цветут, неукротимы.
Нет, крылья лучше жабр и чугуна.
Ну хорошо, не семь, пусть будет восемь. 
