Их пятеро… нет, шестеро верхом,
одним велосипедом, мерно прутся
по плоскости асфальтовой в сухом
июле, что ли, в дáли. Это куце —
не в косохлёст, не осенью, и шесть
не то число велосипедной массы,
что ослепляет и рождает честь
закатывать глаза и есть колбасы
в одну эпоху с. Велосипед
вдали загнулся за угол, но вскоре
был снова на глазах: его хребет
переносил в стремительности, шпоря
десятерых двужильных ездоков,
дождище в привередливую пору,
когда уланы, раж переборов,
дают Мюрату и морозу фору
и мрут в грязи непроходимой, а
упавшего коня без разморозки
ещё готовят, но исподтишка
уже срезают пальцы, как отростки
промёрзшие, с некрозом наравне,
на плоскости сомнительной: снаряде
гимнасток гуттаперчевых — бревне!
«Вот это да», — я ободрился, глядя.