Ты, лохматый, был холоден, ты не мог
разогреться для лёта; трубили крылья
о беде: о кристаллах росы; вприскок
получалось ходить — но взлететь? Ванилью,
называя по имени: «Шмель, а шмель»,
тополь пах очень, дó крыловой запарки,
корчей силы подъёма на карамель
мать-травы, не до тополя. Перепалки
крыл и стужи, прижавшей полёт к земле
и сбивающей сразу — ещё на взлёте,
длились утро, а в полдень на пастиле
мать-травы, на остывшем к борьбе пилоте
луч собрался, — и взвиться лохматый смог,
и летуч был, и чмокал пахучий тополь,
и остыл к его духу, и назубок
изучил шоколад мать-травы и вдоволь.
разогреться для лёта; трубили крылья
о беде: о кристаллах росы; вприскок
получалось ходить — но взлететь? Ванилью,
называя по имени: «Шмель, а шмель»,
тополь пах очень, дó крыловой запарки,
корчей силы подъёма на карамель
мать-травы, не до тополя. Перепалки
крыл и стужи, прижавшей полёт к земле
и сбивающей сразу — ещё на взлёте,
длились утро, а в полдень на пастиле
мать-травы, на остывшем к борьбе пилоте
луч собрался, — и взвиться лохматый смог,
и летуч был, и чмокал пахучий тополь,
и остыл к его духу, и назубок
изучил шоколад мать-травы и вдоволь.