Протва у Вереи в августе

Человек в душистом у полыни
отнятом нательном пиджаке
шастает в утроенной теплыни
августовских сумерек, к ноге
приспособив как-то притяженье
сей изрядно голубой земли
с царством ячменя, со вдруг-меженью
речки, обнажившей корабли,
бегавшие в Астрахань быстрее
чьих-то неуклюжих кораблей,
мимо нас к плеяде Водолея
(что им эти звёзды без полей
ржи на воспитуемых планетах?)
тянущихся, водолазов, в бны
дни увязших в клейких менуэтах
с дном и суматохой быстрины
(что они видали, кроме счастья
первыми похаживать по дну?),
с мятой земляникой вместо «здрасьте»
(семь горстей с божбой: когда кусну
ягоды довольно из карманов,
он расскажет, как мне быть потом
с ним), с его ответом без обмана
на моё «откуда вы?»: «Влеком
был сюда за много лет отсюда.
Это же Земля?», с вопросом о
девочке на карточке: «Обута?»
(«Значит это осень, а оно,
милое создание, — дочура
человека, в чьём я пиджаке.
Это же пиджак?») И шевелюру
мнёт и чешет в неудобстве: «Э-э-э.
Не могли бы вы… Не отведёте
вы меня ко мне потом домой?»
Верея в версте, на звездолёте —
день пилить. Отвёл, само собой.