Вот и зима. Ты хотела её? — Получи.
Я расписался в её получении мёдом.
.
Снежная дева застыла под дверью. Грачи
падали колом с налётом обиды. Их йодом
смазал сначала, сначала спросив их: «Чего?»
«А ничего, — гомонили, — да только вот эта…» —
«Снежная дева?» — «Она. На уме баловство
у снежной девы одно». — «И завязка сюжета:
вы вдруг пикировать стали в октябрьский сугроб». —
«О, это да. Но гусиные пёрышки хуже.
Хуже гусиные! Наши, когда чернотроп,
тоже не очень, но если метелит снаружи,
а не внутри, наши экстра. А эта гусей…
эта дурында стоит тут с гусями на перья». —
«Лучше с грачами на перья?» — «Намного! Милей
подписи нами не знаем. Досадно. Под дверью
надо дрожать только с нами. Возьми нас, алё!»
Снежная дева смеялась-смеялась и в улей
чьё-то перо обмакнуть мне дала. И я ó
цвете чернил вопросил, потому что акулий
цвет неуместен, когда получаешь снегá, —
бéлый уместен, когда… «Поняла. Это липа.
Липовый мёд. Белый-белый. Таким берега
Белого моря и то не бывают. Он типа
белого мишки, который зимовщиков не:
не подъедал на обед, не харчился на ужин.
Пчёлы едят только липу, и липа вчерне
белым пои́т их, который ни капли не скушен,
если подписывать им полученье зимы»…
Я расписался в её получении мёдом.
.
Вот и зима. Ты хотела её. Колымы
не умалит тем, кто родом, а нé мимолётом.