728 x 90

Справочник убегающего, два рóмана

Справочник убегающего, два рóмана

Местная

В «Справочнике убегающего» о таких вещах говорится сухо.
В главе «Помехи» читаем: «Вы бежите один, только один. Все, кого вы зачем-то приручите в дороге (не смейте; напишите на бумажке «моё человеколюбие», порвите её на сто кусочков [кусочков должно быть ровно сто] и выбросьте в окно вагончика, и пусть он катится дальше без этой подлости которая обязательно подставит вам подножку), — преграда и обуза. Люди Полюбившиеся однажды утром на очередной остановке вдруг скажут: «И зачем нам это, дорогая? Не лучше ли нам остаться тут и пустить тут корни? Я уже узнал: тут тысяча заводов, которым нужны фрезеровщики, а я фрезеровщик шестого разряда; тут живёт тысяча жителей, которые никогда не слышали по телефону твоего отчаянного голоса, способного заставить их раздеться прямо в трамвае, хотя им оставалось проехать всего-то три остановки…» Глава «Менты» учит нас плевать в лицо даже самым, казалось бы, милым ментам: плевать сразу же, до того, как они замахнутся на вас палкой или потянутся за пистолетом: «Менты — всегда менты. Их для того и рекрутируют, шерстя ПНИ и клубы оголтелых футбольных болельщиков с кругозором удара в пах вместо удара по мячу, чтобы они рекрутировали таких же, как они. А похоть к лицам противоположного пола проходит мгновенно, потому что вам уже тридцать три (не так ли?), а следом за вами бежит 25-летняя знаете с какими ногами, ибо менты, направляясь к УО или обожателям динамы, сначала смотрят на ноги, чтобы знать, можно ли их сломать с первого удара. Их ум ушл и ветрен». А вот строчки из «вопросов-и-ответов, касающихся и вовсе: надев на вас венок из полевых цветов, катают до упаду на велосипеде, причём — и в этом главная хитрость — не на багажнике, а на раме (!), а потом вы вдруг беременная-беременная, а таких ОТСЮДА не выпускают, потому что они (вы, залетевшая читающая) стратегический запас. Нет, конечно, один раз прокатиться можно — но только до ментовки, чтобы написать на почтальона заявление: мол, обещал прокатить, а сам по дороге к вам, дорогие менты, заехал на ваш же на задний двор и приставал на глазах ваших оперов и сексотов, которые курили на крыльце, непринуждённо шутя о том, что лицезреют…»
Сухо, но доходчиво, не правда ли?
Здравствуй, сволочь Мишенька, от которого… ну, не только от тебя… я дала дёру. Не мог бы ты выслать мне резиновые сапоги? Ты же не выбросил мои резиновые сапоги с каблучками, которые достались мне от мамы и больше похожи на боты? Их же не носит эта твоя?.. Как её зовут-то?.. Мой адрес: Энск-3 до востребования. Жду, они очень мне нужны.
Мишенька, у меня две сногсшибательные новости: оказывается, у меня дар; оказывается, из Энска-3 просто так не уехать. Но — по порядку.
Любой, на кого я пристально смотрю минут семь по дороге из пункта А, даёт сердечную течь: двое написали, что под моим влиянием передумали оставаться и собрались ОТСЮДА, а третий, здешний, сказал, называя меня «княжной», что так увлечён мною, что кровь из зубов выведет меня из города и посадит на электричку (и даже, быть может, поедет вместе со мной в светлую даль), но сначала мне надо оплатить штраф за пикник в вызывающем купальнике и с азартными играми в неположенном месте, для чего, поскольку у него денег нет абсолютно, а так бы он помог ими, мне надо поработать на одном местном предприятии, где у него знакомые, а значит меня пристроят к чему-нибудь не бей лежачего. По его словам, платят копеечки, но скопить удастся, после чего подключится он, потому что одной мне из города не выбраться: «Всюду казаки, которые плюют на нас с высоты своего конского положения, а вас втаптывают. Но я знаю таких, у которыхпочтальонов»: «А эти так нагайки только для вида». Оцени, Мишенька, как он представляет меня своим однокорытникам: «моя сучка». Вероятно, это что-то вроде старорежимного «позвольте познакомить вас, господа, с моей желанной и ненаглядной сущей дульцинеей, которую прошу обожать и жаловать, а ежели кто из вас бросит на нея безразличный взгляд, то я немедленно к вашим услугам, но учтите, что пистолеты лучше не выбирать, ибо я мастер спорта по стрельбе по бегущему кабану». Затем он, выведший меня погулять с ним под ручку, целует меня в бедро, для чего просит задрать платье на нужную высоту. «Его сучка» подчиняется, потому что, Мишенька, она теперь временно местная и будет мантулить в колхозе, а колхоз зовут доходчиво: «Лопата», и выращивают в нём два ясных изысканных продукта: лошадей, которые идут на колбасу, и брюкву, которая вся уходит на корм коняшкам, а все лошадёнки в виде колбасы уходят на стол председателя «Лопаты», отпрыски которого пишут стихи, но они у них пока не получаются, поэтому я, отпахав в «Лопате», буду ужинать у его благородия, после того как евонные дитёнки скажут, что им нравится их новый стишок, который я наскоро перепишу.
Вот почему побеждённой я себя пока не чувствую, хотя и вынуждена перед тобой унижаться: стишки. Ну куда без них, милый… Они одни мне опора и бла-бла.
То есть не выпустили меня пока из Третьеэнска, и это вторая закачаешься-новость. И не только меня, конечно, но половину нашей электрички: ту, что не дала на лапу, а если и давала, то делала это кичливо: кадык и коленные чашечки под удар кулаком и пыром сама не подставляла. Этим будет весело: чтобы выплатить «штраф», им придётся бесплатно таскать тяжеленный круглый (специально для этого высеченный) камень на местную стратегическую высоту, с которой, говорят, виден Энск-4, чтобы сбросить его вниз, чтобы он, скатившись с горы, носился по улице города, вселяя в жителей смирение.
Недруг мой Мишенька, не прошу — велю, сидючи у разбитого корыта: положи вместе с резиновыми сапогами томик Серёньки Е., с которого я буду брать пример, кропая четверостишия на ужин. Сей Серёнька — это всё, что они «уважают в плане Пегаса». Гм.
Сапоги же мне нужны, чтобы ухаживать за навозом и брюквой. Без них я а) утону и б) утонув, не дам нормы.
Второй мой хахаль, некто почтальон из Энска-2, чей сеновал опечалил меня (почему я не спала на сене прежде?!), как странгуляционная полоска на шее Дездемоны — одного мавра, прислал мне телеграмму, в которой, кроме уверений в совершеннейшем ко мне почтении и желании сопроводить меня ОТСЮДА и, если я не буду против, следовать за мной ТАМ, сообщает, что в час икс отправит в Энск-3 «правительственную телеграмму», после которой меня не просто отпустят, но спешно вывезут и, осыпав хлоркой, словно снегом, бросят где-нибудь в голом поле на территории другой волости. Из слова «проказница», с которым он ко мне обратился («заслуживающая наказания проказница»), я поняла, что речь идёт о лепре. Остроумный. Изобретательный. Умеет ездить на велосипеде. На сиденье велика есть ножевая надпись «Аня». Мне кажется, я к ней ревную… А «час икс» — это, вероятно, пора, когда я надоем ухажёру по кличке мент и он начнёт меня бить. Не представляю, как я извещу об этом почтальона… Может быть, телеграммой? «Дорогой. Сегодня (в) довершение (к) левой он сломал мне правую руку. Диктую это (на) почте, пообещав любезной даме (с) ужасным почерком вечером прополоть её огород. Она записывает (и) плачет горючими слезами. Мол, мог (бы) оставить хоть одну руку. Какой не очень хороший человек».
Ну а в Энске я проездом вглядывалась в одного токаря, который вдруг написал почерком Бориса Леонидовича, что, дескать, готов и мечтает жениться на мне в (Энске-3), чтобы в увечьях и тощище, пока очередная распря не разлучит нас бесповоротно, добраться со мной хотя бы до (Энска-4), потому что к молодожёнам, может статься, предписано проявлять выборочную благосклонность, при условии, что я «вполне возможно, могла бы уже понести» и мы с ним просили бы отпустить нас восвояси не просто так и за красивые глаза («а у вас они бесподобные, не представляю, как можно отказать, глядя в такие надсоновские очи»), но со справкой. «Как думаете, это сработает?» — спрашивает он. Какой же он хороший.
А также об Энске-3, коль скоро я теперь местная.
«Воздушные шары»: выйдя в город, когда угомонились продавцы жареной картошки, я, выпучив свои надсоновские зенки, увидела эту вывеску и даже кого-то оттолкнула, чтобы попасть внутрь. «Неужели можно?!» — прокричала я им с порога дурным счастливым гласом. «Можно, — невозмутимо ответили они, — но вам ведь не над городом?» — «Мне ведь подальше отсюда». — «Напрасно, — вежливым шёпотом взроптали они, — ибо сбивают, сбивают ибо в одиннадцати вылетах их десяти». Они экспериментировали, они познали методом проб, они даже всплакнули: «Белку, лучшую из собак, которая к тому же могла за себя постоять, запускали десять раз, — и ни одна не вернулась. Это что значит?» — «Не нашла дорогу?» — «Потому что погибла при исполнении смертью храбрых». — «Примите мои соболезнования». И я тоже всплакнула по не единожды убиенной Стрелке. Успокаивая меня, их главный, похожий на ольвиопольского гусара Друцкого-Соколинского, предложил покататься: «Причём бесплатно, мадемуазель». А я не оценила: «Я на электричке люблю». И они хором пошутили: «Это в следующей избушке». И сделали каблуками.
«Пригородная электричка»: нет, не пошутили: ровно это было начертано газосветом на домике обок. Забежала за подробностями — и разлимонилась снова: вокруг Третьеэнска с одной улицей, зато Центральной, проложена ж. д., по которой вертится электровоз, таскающий за собой всякое колёсное: дрезины, открытые платформы, «пульманá», СВ, вагонзаки, цистерну из-под агдама (в которой показывают кино «Эммануэль»!), товарные вагоны из-под угля и пожилых коров, везомых на бойню (в которых подают лобстеров!)… Поездки только ночные и очень увеселительные, потому что без купленного тут же спиртного на борт не берут. Накатался — и в колхоз по имени «Лопата»…
Мишенька, мне бы сапожки резиновые, одну пару, с каблучками, ибо навоз и брюква, а? Мишенька, тварь ты божья позорная, мы же с тобой где только это не делали: помнишь, что творилось в Серпуховском краеведческом музее, когда мы спустились в его туалет, чтобы уединиться? Они хлопали нам. Они смотрели на нас с упоением. Их завидки взяли за слёзные желёзки. А ты, сволочной Мишенька, так и не купил их магнитик и после этой поездки пропал с глаз моих. Да, я так захотела, но ты мог бы побороться за место под моим солнцем, не находишь?
Сапоги. Не забудь. Немедленно. Не благодарю. Я шагаю ОТСЮДА, и эти сапоги — мои скороходы.
(Будь ты проклят, если в один из ботиков не положишь карточку из той поездки. Хочу показать её менту, чтобы мусолил своей пивной слюной не бедро, а.)

1 Комментарии

Распоследнее