Он первым умер, Сидоров, кассир,
стрелок с «ТТ», сопровождавший кассу
(до места, где на кассу тот, кто сир
и голоден, и трезв, и без приказу
напав, корит кассира словом «впредь»:
«Ну сколько можно! больше так не делай»,
пуская деньги пó ветру), медведь
размерами, характером — с опрелой
от ужаса творимого самóй
разбойницей готовый делать деток,
с которым мы «а ну глаза закрой», —
друг дружке говорили раз так эдак
бессчётно, выгребая из мешков,
пока на них не покусились эти,
на всякое спасительное: плов
для вдов (стрелять нельзя, не рикошетя),
который называется кутьёй;
на семечки февральским божьим птичкам;
на пони в зоопарке (с плачеёй
потом кататься нá — вернуть частичку
слёз, выплаканных на поминках пó);
на лучшие билеты (по-над бездной)
на гонки по стене и крик «тубо»
(когда собаки стаей диатезной
бросаются на павших с высоты
велосипед с мотором и балбеса,
по вертикали мчавшихся, чтоб рты,
не затыкаясь, пенились: в них беса
вселяют эти гонки по стене,
пусть дети всё Чуковские: грудные,
пяти и младше лет); на ящик мне
и два — ему: эклеров. Остальные
(купюры) мы не трогали: а то
чего б они, налётчики, сложив их
в голу́бок, голубков и блериó,
пускали в небеса, на ветер… Вывих? —
.
заскок, причуда. Сидоров, зря я
брал лишь на ящик сладкого жранья:
когда бы брал на три, настала б чья
откинуть кони очередь? — Твоя. 


























