Ночью проли́лось стакана два-три́
строк безусловных. Кого-то накрыло:
I
шёл из шалмана шпана и верзила,
только в двери́ вдруг: «…И не говори!
Милая (вот же бывают слова),
буду носить на руках, ре-ми-фа».
Сам же как будто на пару голов
выше, утешен, но виду не кажет
и в реверансе заходится: «Гад же
был я, хорошая. Если б не слов
дождик за шиворот…» И финский нож
пальцами лóмит, как ломаный грош,
и в перековку несёт: «Детям пусть
перефразируют зло на орала:
чтоб после гола душа вырастала
и с побеждённым впадала во грусть.
А то играют каким-то тряпьём:
если не кожаный мяч — перемрём».
И тёплой бабою густо вздохнул.
Милая — в слёзы, на радостях в голос.
II
…А в инвалиде прикончился полоз, —
санкам достало катиться, и скул
ямы обуглились, вспомнивши срок —
ноги забравший звериный оброк.
Передом как ни крутись — всюду тыл:
крышка кругом, крохи с барского снегом.
Строчка плеснула в него, — человеком,
не побирушкой себя ощутил:
«Так проявите же божию прыть:
дайте не нищим, а вами дожить,
не унижаясь, под крышей, в тепле.
Я — человек. Разве этого мало?
Мало ли доля меня мордовала…
Буду лежать тут, покуда вы не».
(Бог его знает, попало ль в глаза
власти, которой всё божья роса.)
III — CD
……………………………………………….
Кто написал их? — Я написал :-).
А опрокинул? — Да пёс мой лохматый
знает; допустим, вагоновожатый,
ночью в трамваях базар и вокзал.
Шляюсь по городу, что-то пишу,
радуясь людям и их галдежу. 
