Танго

О Аргентина, родина прыжков
сколь затяжных, столь и́ без парашюта,
с тобой летит во рту обмылок джута,
но он не купол, а малоберцов:
как лошадь на морозе, эта кость,
и этот нерв, и эта жилка рвутся
первее всех, другое тоже куце,
но после, после вдребезги, и гроздь,
нет, кисть, нет, живопись, а впрочем, всё же длань
патологоанáтома отделит
от лжи бесспорность: «См.: её бретели
не стропы даже, как ты ни тарань
собою воздух». И проворный спуск,
и ку́бовых китов пищеваренье
(оно нежнее, нежели тюленье)
хранятся в целости, а то, что взгляд потуск
у Солнца ли, Луны, у альфы Пса
не дело тряпки в вышвырнутой пасти.
Итак, ты выпала в полёте, солнце застя,
и поднялась опять на небеса?
О нет, есть продолженье: океан
солдатика, который не спелёнут
по членам джутом, вывезет — не тонут
солдаты вне судéб и медиан,
умея плавать, ибо «Жабрам час,
а выживанью остальное время, —
кричал у люка падре, — но не темя,
а нóги входят! Ладно, будет ляс».
О Аргентина, это ли резня?
На родине слонов и офицеров
небесной масти крестики прицелов
в руках не пляшут с коих пор ни дня.