Рассказывала мама: пионер,
с нечистой силой спавший, перед строем
(— А что же пионерка — всем пример?
— А пионерка, пот, живот, конвоем
ведомая, глаза уж не косят —
заплыли: билась о чужие руки, —
с душою нараспашку: «Нарасхват
была у домовых из-за разлуки
годами с лешими из смешанных лесов
и водяными наших водоёмов…
А можно про Анчутку? Поборов
упадок, с ним сошлась без всяких съёмов:
понравились друг другу — вот мы и, —
задорно выпевала по бумажке. —
Прошу и умоляю по-людски:
не говорите хахалю мамашки,
а то, что я в подоле принесу,
в капусте спрячьте, завернув в тряпицу,
вдруг кто захочет, — роды на носу,
а мне ещё учиться и учиться.
Меня тут просят остеречь от мест,
в которых можно залететь (простите):
за печкой, в бане, двигаясь в объезд
в любом такси, пока не взгромоздите
себя на шоферюгу и ножом
не полоснёте по его прибору.
А можно про колодцы? Голышом
не падайте в колодцы без разбору!
Прошу и умоляю на второй
по крайней мере год оставить снова,
не гнать из пионерок и враждой
не унижать — и без того дерьмово».
И дети брали слово и умно,
что надо бы услышать, говорили,
«но мы не станем», и она в окно…)
изобличал русалок в мимикрии. 
