С руки срываясь, диск свободен
.
достаться дискоболу вновь,
переборов рекорды родин,
трибуны стихших ртов и бровь,
совсем исчезнувшую с места,
излёт над домом, где Толстой
жил девятнадцать зим, и в тесто,
растущее, чтоб стать едой
на скромной кухне на Волхонке,
тоскующей о пирогах,
свалившись, бережно, в картонке,
простой москвичкою, в висках
которой седина отныне
не слово — медицинский факт
(«Как это, доктор, на латыни?» —
«Griséo». — В общем, не инфаркт»),
быть возвращённым за спасибо:
«Окнá и теста мне не жаль, —
восхищена невыразимо,
спасибо, что в такую даль»,
.
или лететь себе свободно,
смеясь над словом «НЛО»
и пав от ПВО под Гродно,
что тоже далеко зело.