Последнее из сказанного — «б»
(«простите?», «наконец-то :-)», «мы знакомы?»)
и «а» (упав, расселось на трубе) —
губами сберегается: слепому
в затмении потрогать пальцем — и,
а прочие читают, как газету:
«Он “а” спросил, и это по-мужски». —
«Она по-женски рдеет — как задета!» —
«Вот если бы у них всё задалось…» —
«Пожив, отдали б богу душу вместе?» —
«А впрочем, “б”, отцеженное сквозь
резцы, похоже больше на “чудесьте”:
мол, нежный друг, вы шут». — «Нет, пропадёт
вторая буква, не до алфавита
им, говорю вам». — «Чей теперь черёд?
Её? Из гордости, отшив его: “иди ты”,
из нежности подставить губы: на?
Его? “А” уронив, твердить другие?» —
«Поторопился он: она трудна
для “в” и др.» — «Как всякая стихия».
Вокруг, стирая время, шли и шли;
миг терпелив, когда года и годы,
примериваясь, пробуждают «и», —
и снова кто-то узнаёт кого-то. 
