Одинокий

Житель реки в серединном июле кричит
мне, почтовóй, подле лодки плывущей по делу
(лодка неспешна, я в яблоках, но): «Оборзела,
лошадь не крейсер, куда ты торопишься? Стыд!..»
.
Дело такое: арбузы свалились с небес;
облако, полное их, астраханских, намедни,
выбрав перинные земли за речкой, где цвéтни
липы сугробами пали (и тот, кто в них влез,
.
их не забудет, особенно если он шмель),
нóшу свою приземлило любовно в намёты
спелой и целой, такой полосатой, что чьё-то
стало немедленно нашим заветным. В метель
.
я отказалась бы плыть вдоль реки, а потóм
чёрт знает сколько галопом откалывать вёрсты.
Но в серединном июле мы все гладкошёрсты:
ладно, чего уж, баржу́ загружу в разлитом
.
очарованьи июля и сразу назад…
Житель реки в серединном июле томится:
«Лошадь, а, лошадь, какая сегодня водица?
Я бы по льду обогнал тебя, хоть и пузат…»