Кот зелёный

Но горн орал, и мы в затылок вместе
с звездою, о своём, но заодно
печалуясь, неслись. Куда из лести
ко светлости другого дня оно,
младенчество на классиковой ножке,
гнало нас? А туда, куда глаза
таращились: за солнцем понемножку
скакать через верёвочку. В леса!
В лесах водились брошенные подло
велосипеды: зарастали, нó
ещё могли и умоляли: «Кодло!
Вскачи, катайся, будь поглощено
вилянием на нас до лукоморья,
а там закончи, в море заведя.
Ага?» Угу, колёсное подспорье.
В раздолье мчать колёса очертя
так солоно, так сладко! Вот и поле:
не небыль — распростёртые поля
почтовых марок. Чтобы не смололи,
убрав комбайном марки, веселя
заждавшиеся кляссеры, вручную
отборных свежих марок десть страниц,
и снова десть, и десть опять (ревную…
чуть-чуть) собрали, и без рукавиц —
колонии кололись, — но сумели.
Охота к собирательству в крови:
«Окурки собирать, айда?» Ужели
да не айда: собрав кулёк, криви
прокуренную рожу обормоту,
в дверь позвонив и попросив забрать:
«Мне в фортку вашу это неохота
забрасывать. Прошу меня в тетрадь
как “сволочь” записать и горько плакать…»
(А вéлики назад? — Ещё чего:
пусть дуб учёный на цепи их мякоть
от мерзости заброшенности вó
глазах кота зелёного [зелёных?]
остережёт. Как хорошо, что кот
похож на пса мурлыку на талонах
на три ведра зелёнки от невзгод.)