Кофейня «Уляля»

Вот вывеска. На вывеске слова.
На вывеске рисунок для ребёнка,
доходчивый сил нет: бредёт внаклонку
окопное животное Лафа.
.
Поубивало всех (оно само
поубивало всех? поубивало
всех что-то неродное, из-за вала
[коленчатого?], будто эскимо,
.
пришедшее полакомить зольдат?)
и прётся прочь, домой, конечно, к маме.
Тоскует — очень: дур- и роддомами
чужих мамá все тридцать лет, цитат
.
из фюрера придерживаясь, жгло
и, верно, заскучало по грудному
отеческому молоку. «До дому!
До дому, твоюмать!» — мычит мурло
.
окопного животного. Иль нет?
Мычит иное: «Не хочу до дому»?
Мычит: «Хочу остаться. По густому
от запахов окопу все сто лет
.
отпóлзать не за страх, и вот тогда…»?
Мычит: «Нам тридцать лет — не так чтоб очень»?
Мычит (в чьём переводе, мам, отточен
всхрип “му-у-у”, когда Лафа не без стыда
.
справляет красно-жёлтую нужду
на всём ходу, как девочка собака?):
«Вы б отвернулись, мóчится рубака»?
(Мам, отвернись. Лафе невмоготу.)
.
В передней правой лапке у Лафы
(мохнатенькой такой)… что это, мама?
Дагерротип изжёванных незнамо
зачем сестры с супругой? Как мертвы
.
их лики страстотерпческие без
когда-то пухлых щёк… Собака голод.
Держись, Лафа! Ну и словá: РАЗМОЛОТ
В ТРУХУ БАЛДОЙ (КУВАЛДОЮ). ПРОЦЕСС
.
НАД КОФЕЕМ В КАФЕШКЕ «УЛЯЛЯ»
НЕ ПРЕКРАТИТСЯ ДАЖЕ В ПОРУ АМБЫ
С НЕБЕС НАД НЕПОТРЕБНЫМ ГРАДОМ, ДАБЫ
МОСКВА ТЯНУЛА, УМИРАНЬЕ ДЛЯ.