В краях, где убегают тропы,
в лесной дыре, где след тропы,
скорее валкий, чем галопом,
затоптан деревом (кабы
оно стояло, был бы еле
пролазен, но заметен, но
устало древо, переели
годá, и выпало): бревно
валежное тропинку крючит,
и это сносно, ничего,
но на крюке похожий, дудчат
и прям, упрямый ствол мертвó
прилёг и сделался покойным,
а был исправно строевым,
а ты беги по этим войнам
годов с ещё живым к живым,
спасибо компасу и блажи,
чеши вперёд, переживай,
а за спиною, белым мажа
затылок, дышит и враздрай
вгоняет ноги (левой вправо б,
а правой заблудиться б и
безотлагательный сустава
разрыв от долгой беготни), —
кто? Лес Пихто, дикарь и бука?
Нет, люди чаще: на собак
одни похожи: близоруко
в мешок залезут и вот так
лежат и портятся до смерти,
до вони придорожных псов,
поваленных до «вы проверьте,
и, если дохл, — в мешок, лесов
кругом до гу́зна»; остальные —
похожи на людей: бегут.
И ты беги и отбивные
вдыхай, седея, раз ты тут.