Это стихи — и во-пéрвых это,
их содержание — во-вторых,
то есть оно во-первых, те-то,
стихи, без сути — горсть рассыпных
членораздельностей, тёплых звуков,
стало, во-первых онá, суть,
тут, а стихи — во-вторых: зааукав
ими безлюдными, не отпугнуть
лéса, не выйти навстречу людям,
которые вышли, услышав мысль,
навстречу, трепетные: «Мы уж блудим…
а тут услышали чуткий смысл,
и», — и давайте теперь уж вместе,
выведут к дому, в котором свет
и под которым сидят, по двести
приняв, читают ушедшему вслед,
чтобы вернулся, чтобы недолго, —
я и вернулся — читали же.
Впрочем! Любые любезны: колко
дереву, мхам или черемше
сделается — и кивнут на Крайний
Север, накормят, не знамо что
пусть и кричалось от умираний:
«хыр дыр чулы́», «примавздоры» до,
а после вышёптывалась за страницей
страница «Поэмы конца», — и вне
себя, уже подъезжая к столице,
твердилось: «Стихи, любые, а не». 
