¹Ни шашлыков, ни водки, лишь притопы,
но по команде и на счёт, — и вновь глаза
блестят долготерпением, и оба
вперёдсмотрящих, рациям сказав:
«Тут, под Немчиновкой, уже творятся вещи»,
«Здесь, на Трёхгорке, — с мига на другой»,
нас воспаляли, мы вцеплялись хлеще
сосредоточенностью в небо над тоской
по первому: «Я вижу!» — «Нет, не видишь». —
«Но ви́жу я!» — «Никто не видит, а
ты видишь?» — «Но я вижу!», в тихий Китеж
переходящей, коли сторожа
выстаивали час не первый — энный,
а фронт ни тпру ни ну и ни Басё;
«Так что ты видишь?» — «Первый из Вселенной
над нами выпал». — «И да занесёт!..»
⁰Не в заморозках дело, не в погоде:
в холмистом были: в среднерусском кто,
а кто в возвышенном с «ну и чего вы ржёте?
не лыжи валенки, а ватник не пальто», —
иначе, говорят, пугáлся первый
и долго, долго, долго где-то был;
и лыжи, впрочем, надевались нервно,
и лыжник первый маялся, застыл
и чопорен, хотя ему всего-то
четыре будет в длинном феврале;
и даже балаклавы — вот и в роту
сбивайся! — стекленели и брюле
хранили до заветного заряда,
а тот копался, бил — но погодя,
хотя прогноз настаивал: «Он рядом!» —
И мы сливались с Баковкою, бдя.
²…Немчиновка уже отликовала,
трёхгорный ор, сорвав восторги, слаб, —
тогда и мы легли под самосвалом:
запоминали и катали баб. 
