Речь в голове кудрявой, лысой,
квадратной, круглой, с черновик
(громоздкий бестолковый лик
на груше с наливной абсциссой
на тельце, дай бог, номер три, —
так скороспело рассмотрелось, —
зато глаза и рот твои:
раскроются — и грянет мелос)
уже написана, но кротко
лежит покуда, не роясь,
не обрывая нервно вязь
сюсюканья и рук чесотку
(мам, надоела! Или вот:
ну ты и бестолочь, родная:
родимчик сам не заживёт,
я задышу — тебя вдыхая.
Давай! Рот в рот!). Так птичий клёкот
и дробь дождя, живя во рту,
боль слов на русском ли, урду
заглаживают, утишают клокот
обиды в завтрашней груди.
Где он услышал? Это ж кречет! —
Глотая времени ломти,
малыш казнится — и лепечет. 
