Её вдыхая —
и не выдыхая
минуту долгую,
ещё одну минуту, —
густая и сегодня дождевая,
она выкашливает свежую простуду
и шепчет: «Хорошо, что заболела», —
её перебираешь:
мёд
(в тарелке
лежал янтарно, вылизан всецело),
тишь
(постучал — устроила гляделки),
звук
(её первый: «Падаю со смеху!»),
снег
(в фортку лезла и кричала: «Ну же!»,
а он не шёл),
загар
(подобен эху:
«И где же он?» — «Он пóд, а не снаружи»;
и впрямь ещё густой),
вино
(«Густое,
тянулось — не лилось: я жидкой стала»),
молчание
(«Оставлю на постое.
Остáвлю? Нет? Нет: хватит и привала.
Другая ждёт. Другая»).
Всё густое —
и дождевое: «Заждалась — впитала».
И, задохнувшись, шепчешь о настое:
«Вот пахнешь чем, когда густа и тала».