Серёжка вербы проплывает за день
по небу в сдобный ветер и реке
в погоды парусные не один, не стадий —
колена, стóроны, и сзади с «э-ге-ге!»
трусящий жирный пассажирный поезд
на трение качения ворчит:
— Не то, не то! Вот кроль её упорист,
и пассажир мой, если башковит,
уже занёсся, впав лицом в раздумье,
до моря Белого: он в нём хотел всегда,
лишь схватится (по счастью, межеумья
достанет), плавать, выплыть, и вода,
чтобы ломалась — не текла знакомо,
и чтоб не отпускала, раз приняв:
«И э́та доберётся до разлома
вод белых на припай и те, что вплавь,
а э́тот — нет: он возится, к тому же
на Чёрное собрáлся; ну а я —
не знаю, знаю только, мне же хуже,
коль в Белом не затянет полынья…»
Серёжка, поезд и пока дебелый
(истает летом, а до первых мух
уйдёт, не утонув во льдистом Белом)
транзитник (помечтал да и затух). 
