В молчании угасшего всего —
сначала лета, вечера и дома,
затем луны, течением несомой
не вкруг, а вглубь, в подкладку, за шитво
.
ослепшего заране гороскопа,
глаз углядевшихся, смежённых беглым сном,
матросом ястребиным вчетвером
таращившихся блюдцами, галопа
.
машин, притопов ног, прихлопов рук,
угомонившихся (но вновь начнут до света,
при нулевом, коль не коты, альбедо),
медведиц, затаивших ультразвук, —
.
вскрик одинокого грудного человека,
в котором голод наконец-то жар
превозмогает, гулок: си-бекар
пронзительный мадонну, имярека
.
отскрёбывает от сусеков сна:
глаза ещё не блюдца — полублюдца,
а руки мельтешат и даже бьются:
кому хватать, чья очередь. Нежна
.
борьба и сóнна, но бежит из носа
шальная кровь в сосущей тишине:
младенец спит, младенец на коне:
так сладок палец. Как затейна проза. 
