Вскрыв человека, ничего такого
не отыскали: ливер да труха
из книг и ртов чужих; труха тиха
у голосеменных, а у живого
построит потроха, даст в руки лом, —
и котлован готов, на дне орлом
ядро глядит, и падает корова,
что засмотрелась, подобравшись к краю.
И никаких Чужих внутри: зря вы́,
родные, столь смышлёны и трезвы,
что галоперидолом «даже лаю —
когда не понимаю, что к чему,
когда непостижимость трёт уму
решаемость, а дурь — вневременная»
баюкаете (ясно: жаль корову) —
и увлекаетесь, и узнаёте, что
и он внутри отсюда, только до
(того, как вы его) он не по плову
с кебабом изнывал: иной тоской
болел, и к шаурме она, как свой,
как ваш, как «наш», относится, к Чужому. 
