28-е

Солдатики, сержанты и старши́ны, —
о чём ни звука ни в одном Завете —
ишачили исправно и пружинно,
рукасто, и, внимание, до трети
их рвали рты в улыбке, доставая
детей да хоть бы из-под их наседок —
мамаш с подолом типа «кладовая»,
а остальные напевали эдак
серебряно, но всё-таки не в тему
(бывает, когда спорится и сытый) —
ну нет ещё достойных Вифлеему
канцон об избиении элитой,
десантным цветом, и́родовой солью
земли, красою, сливками лопаткой
дитяти, что уже накрыто болью,
но всё ещё таращится украдкой,
другую пеленашку — коли случай
их вместе свёл, малышку и бутуза,
но комкается случай: «А плакучей, —
то старшина хохочет, — нет искуса
о стену? И притихшим о неё же».
Действительно. О, как они снегами
зубов блестят, когда «я потревожу?»
допытывают, разводя руками
на ширину заветных малолеток…
Будённый? Бросьте: Ирод — вот чапаев,
который мог увлечь изводом деток,
всего-то раздражительно пролаяв…
С чего они горели и сияли,
как новый асс, до рыжей клоунады?
Хотели — и плевать им на медали.
Особый полк — особые солдаты.