Наша мама

Мальчик, мальчик… петя, погоди.
Знаю, что не петя. Дай во сверке
преуспеть. Недавно на пути
ты́ летал на санках? Вы безверхи,
вася: ты и все твои друзья.
Безголовы. И бесповоротно:
видишь шрам? Он свежий… давний, я
тоже был… тобой, и, как полóтна,
все бледнели: идиот опять
с дерева упал; по парапету
на балконе шёл, чтоб испытать,
годен ли к высотному балету, —
и слетел; всего второй этаж,
но сказали маме, что четвёртый,
но истёк и был совсем ледащ,
тыкался покáянною мордой
во врача, а арматура — нет,
та торчала. Оголи-ка ногу.
Именно. А сколько сигарет
выкурено было до ожога
пальцев нá спор, сидя на краю
крыши, нашей крыши, свесив ноги…
Помнишь? Впрочем, чтó я пристаю:
ты ещё не помнишь. Недалёки
кáк мои слова, прости, прости.
Ну хоть ты́ не вытворяй такого…
В классе, сердце накрепко в горсти
сжав, чтоб не рвалось, кричи́шь благого
Пушкина, строку, строфу своей
подменив? И это не от лени:
Александр Сергеич, берендей,
сам наговорил; тряслись колени,
но — орали губы, а кулак
угрожал насмешникам наградой.
Слóво родилось. А мама как?
Маму сбереги, меня порадуй.