Если я умру (из Лорки)

Конфетные обёртки (это… это
из Чехова тянучки, слышу тон)
он складывает ловко не в макеты,
а в сами Илы, и, преумолён
звеном, другим, а там и эскадрильей,
небесный свод берёт их под крыло:
за Илом Ил, чем ветреней — кадрильней
тем, устремляют лёт куда-то, о
(о чём и знать не надо, ибо слышу,
как крылышки рвут воздух на флажки)!
Потом впервые курит; «Прима» ближе
мне, не ему, он «Слънце’м» за грудки
берётся, чтоб давился (так и вижу).
Потом кладёт прицельно семь яиц
в макушку вкруговую и бесстыже
на вело колесящему (тот, ниц
упав, я слышу, просит: «ну же, пóлно»).
Потом под ним балконный парапет
не шевельнётся, чтобы сбросить, полня
сорвавшихся реестр, по ком ланцет
прошёлся основательно, да даром —
убившегося всмятку не собрать
(я чувствую: как будто тротуаром,
по воздуху шагает, в небе гать
из кирпича в постель превозмогая,
держась за вид с восьмого этажа).
Потом впервые Аню, дар Валдая,
не голос — звон малиновый, дыша
(я слышу), как задышливая рыба,
везде-везде целует. А потом
они под солнце смотрят, ниже ибо
летит себе волнующим чижом
волан (я знаю — ввысь его свечою
отправил сам в старинные года)!
И, если я умру, моляще ною:
балкон не закрывайте никогда.