Душились бы

Человечек, семерых легко
и непринуждённо альпенштоком
порешивший, на мороз мяско
вынесший не сразу: «Кровотоком
любовался, — говорит, — вперил
очи лупой, как, дитя, ей-богу,
созерцал-дрочил, чешуекрыл
был бы — впился б, нé дал бы потёку
впасть в другой-седьмой и в море впасть
очертаньем с Омулёву Бочку;
мог бы глупой тяпкой всласть и в страсть, —
развивает мысль, — и кофеёчку
тяпнуть со сгущённым молоком,
не, киркой зачем-то захотелось»,
нам — отец, не сука, целиком
мы — его, и в этом русский телос,
кажется? — не кажется — смердит:
«Запах — трупный нюхательный, дети.
Я проникся им. Он неизбит».
Преприятный! Мы б душились этим.