Я вскапывал поля, картошку впрок
сажая; на картошке, будем живы,
обуглены, без лёгких, слепы, «бог»
произнося как брань, на «просто взрывы»
не обращая никакого вни…
протянем лишних месяцев двенадцать
со вздорным, в общем, умыслом: одни —
но стойкие ужасно; нет бы клацать
зубами, что повыпали, — а вот
и нет: мы не трепещем, даже сыты;
мы — землекопы голые, и дот
наш невредим, не то что лимфоциты.
(…)
Я рыл полмая, и, боясь громов,
я падал ниц, промокнув — улыбался:
всего лишь душка Тютчев, а умов
смятенных — уйма, два, и жизнь на Марсе
казалась этой не чета нам с псом,
когда валялись рядом мордой в грядке,
а пёс усугублял: он, гав, овсом
при с в е т о п р е с т а в л е н и и (разрядка
её, собаки милой) куда как
довольней был бы, ибо овощные
фурор не производят на собак.
Глаза с тарелку, чёрные, больные.
сажая; на картошке, будем живы,
обуглены, без лёгких, слепы, «бог»
произнося как брань, на «просто взрывы»
не обращая никакого вни…
протянем лишних месяцев двенадцать
со вздорным, в общем, умыслом: одни —
но стойкие ужасно; нет бы клацать
зубами, что повыпали, — а вот
и нет: мы не трепещем, даже сыты;
мы — землекопы голые, и дот
наш невредим, не то что лимфоциты.
(…)
Я рыл полмая, и, боясь громов,
я падал ниц, промокнув — улыбался:
всего лишь душка Тютчев, а умов
смятенных — уйма, два, и жизнь на Марсе
казалась этой не чета нам с псом,
когда валялись рядом мордой в грядке,
а пёс усугублял: он, гав, овсом
при с в е т о п р е с т а в л е н и и (разрядка
её, собаки милой) куда как
довольней был бы, ибо овощные
фурор не производят на собак.
Глаза с тарелку, чёрные, больные.