Рассказывала мама: если все
вдруг падали, то вскоре прорастали
таёжной флорофауной: в ферзе
из ели-клёна, что в кармане Таля,
а может, в Петросяна картузе,
полёживал, как позже наши все
.
покоились, в упадочный момент,
лет через уйму пробивалась ветка
сосны, а не метро, и элемент
тайги, бурбон-медведь, душил медведку,
на ветку с ней, медведкой, рудимент
того, что угодило в пасть, фрагмент
.
бурундука, с прибором наложив;
за что и был назавтра побиваем
Тунгусским; а потом, до иешив,
рублёвской «Тройки», кое-где трамваев
и русской шири, лес цветёт, нажив
пространство без конца, где индпошив —
.
носатый прелохматый мастодонт
и леший — трётся обок, как родные;
однако необъятность дров и понт
(не море) из петрухи на седьмые
творительные сутки из всех шлёнд
зачем-то лепят дуньку: симбионт
.
в кокошнике, в трёх платьях, что ведёт
к отбору, биологии, развязке:
приходит гуталинщик, и народ,
завёдшийся в тайге, потупив глазки,
уходит эшелонами на мёд-
акриды лагерей; и вот, и вот
.
теперь он доходяга и — падёт
в любой пролётный миг; чего такого,
рассказывала мама, идиот,
он, достоевский, отлежавшись, снова
воспрянет ото сна — и снова под
не Калачи — так кобу попадёт.
1 Комментарии
вдруг падали, то вскоре прорастали
таёжной флорофауной: в ферзе
из ели-клёна, что в кармане Таля,
а может, в Петросяна картузе,
полёживал, как позже наши все
.
покоились, в упадочный момент,
лет через уйму пробивалась ветка
сосны, а не метро, и элемент
тайги, бурбон-медведь, душил медведку,
на ветку с ней, медведкой, рудимент
того, что угодило в пасть, фрагмент
.
бурундука, с прибором наложив;
за что и был назавтра побиваем
Тунгусским; а потом, до иешив,
рублёвской «Тройки», кое-где трамваев
и русской шири, лес цветёт, нажив
пространство без конца, где индпошив —
.
носатый прелохматый мастодонт
и леший — трётся обок, как родные;
однако необъятность дров и понт
(не море) из петрухи на седьмые
творительные сутки из всех шлёнд
зачем-то лепят дуньку: симбионт
.
в кокошнике, в трёх платьях, что ведёт
к отбору, биологии, развязке:
приходит гуталинщик, и народ,
завёдшийся в тайге, потупив глазки,
уходит эшелонами на мёд-
акриды лагерей; и вот, и вот
.
теперь он доходяга и — падёт
в любой пролётный миг; чего такого,
рассказывала мама, идиот,
он, достоевский, отлежавшись, снова
воспрянет ото сна — и снова под
не Калачи — так кобу попадёт.