Рыдать, вождя увидев в книжке о
трёх первых буквах алфавита для
детей, в которых раскрепощено
пожизненно ребячество и «ля» —
припев вослед куплету «я люблю»,
а не отрыжка о своей судьбе, —
условие для сладкого.
Шмеля,
который надрывался на пупе,
выискивая в нём, чего б поесть,
и с радостью проглочен был, нельзя
обрыдывать за вкусное, — невесть
кто этот насекомый, чтобы я,
белугой разревевшись, получил
медовые уста моей маман
и рубль на оплёвыванье рыл
наветчиков вождя, и иммельман,
исполненный вождём (когда он был
на самолёте и отня́л штурвал
у отщепенцев-и-врагов, и, крыл
не обломав, на полюсе в оскал
льдов гордо сел, отправился искать,
нашёл и, не сдаваясь, чередой,
по одному, челюскинцев, их мать,
всех приволок и вылетел домой),
на фоторазвороте «Огонька»
для сна с ним под подушкой.
Говорю ж:
условие для третьего (нуга!)
и изверженье страсти к главарю.
трёх первых буквах алфавита для
детей, в которых раскрепощено
пожизненно ребячество и «ля» —
припев вослед куплету «я люблю»,
а не отрыжка о своей судьбе, —
условие для сладкого.
Шмеля,
который надрывался на пупе,
выискивая в нём, чего б поесть,
и с радостью проглочен был, нельзя
обрыдывать за вкусное, — невесть
кто этот насекомый, чтобы я,
белугой разревевшись, получил
медовые уста моей маман
и рубль на оплёвыванье рыл
наветчиков вождя, и иммельман,
исполненный вождём (когда он был
на самолёте и отня́л штурвал
у отщепенцев-и-врагов, и, крыл
не обломав, на полюсе в оскал
льдов гордо сел, отправился искать,
нашёл и, не сдаваясь, чередой,
по одному, челюскинцев, их мать,
всех приволок и вылетел домой),
на фоторазвороте «Огонька»
для сна с ним под подушкой.
Говорю ж:
условие для третьего (нуга!)
и изверженье страсти к главарю.