Наш и эти

Ему приносят списки, чтобы он
был упоён и был заворожён,
и требовал не счесть других фамилий,
и называл фамилии, унылей
которых были только имена
собак, которых забывали на
театре бомбардированья целей,
когда не до собак, когда гурьба
ребёнков запропала, в погреба
лезть без ребёнков — это вермишелей
.
достойно разве, только не людей.
Из головы фамилии, седей
которых только головы детишек,
которых не накроет, ибо выжег
налёт их погреб, брал и *опу им
показывал, прикрикивая: «Дым!
как сладок дым, когда сгорают эти!»
И требовал «напалм-шмапалм и бомб
поболе, потяжельше, чтоб горбом
планетка выпирала на рассвете,
.
когда у этих сладкий детский сон
и слюнками от счастья орошён
пододеяльник». Умолял блондинов
ежова, абакумова, раскинув
мозгами, разыскать у тел родню
и каждого, и всех прибрать: «Резню
не учинять. На струнах, что ль, повесьте».
И некому пробить ему висок,
остолбенели все, любой затёк,
поодиночке некому и вместе.