К Нансену, к Скотту

Мы с ним сошлись: я убегал, а он
упархивал на юг от дрянь-времён,
которые ломают наше лето;
ему хотелось жить, а мне вдохнуть,
он мчал к теплу, а я в моём либретто
труси́л на северá, я тру́сил: чуть —
.
и поломают, в пасть воткнув «ура»,
а северá, твердил я, северá,
где рот открыл без смысла — жди ущерба,
спасут и сохранят. Так мы сошлись:
шмель сбил меня, я сбил его, Эвтерпа
в усы смеялась: «Во дают» и «близь»
.
небрежно срифмовала с «фонарём»,
но сшибку петь не стала — лес, орём,
чего шуметь стройнее; вот спасибо.
Мы трогали чужие синяки,
мы излагали взгляды до ушиба:
«Я к Нансену. А ты вперегонки
.
куда летишь?» — «А мне вот ближе Скотт.
А я, выходит, к Скотту. От погод». —
«А я — от человеков». — «Понимаю».
И я подумал: славный милый шмель,
пчела десятерная, именная,
которой улыбаюсь, карамель
.
которой из карманов достаю
всегда-всегда, которую к зверью
не относил, не отношу, не стану,
ты — единичный близкий человек;
на северáх заведомо погано —
там нет тебя… И горьким стал побег.