Натурщики: дворовый мальчик (из Пушкина)

Он понемногу таял, я спешил:
я приносил бутылки льда с мороза,
совал ему под душегрею; жил
метели не жалея, безголосо
на вымотанном северном ветру
из окон на два полюса кричащей:
«Не двигаться, шалун. А ну-ка тпру»,
шалун плевать хотел: он в настоящем,
в сидении на лавке предо мной,
труда не разглядел — одну забаву
и фунт конфект в обед, и вкусный зной
глинтвейна на обед, который, право,
удастся ли (старушка до сих пор
напитка не варила); с нордом в голос
кричал застыть заразе, — мальчик в ор:
«Конфекточки — вперёд, вашбродь» и полоз,
к которому язык его примёрз,
как жучку, тормошил, а я «не надо», —
на шалуна взвивался (Гельсингфорс,
наверное, услышав, анимато,
наверное, горланил: «Ай да сын»).
Он замирал — и рифмы приходили
невиданные; сей аршин пружин
вертелся — и́ я мог на суахили
писать легко, и тяжко — на родном.
Ледышка, и язык пристал кроваво, —
но шило в одном месте! В остальном
набросок удался́. Морозу — слава.