Лучшее
Надо же, я ещё умею писать :-)!
Танюха, только не психуй: я передам тебя другану из наших, прямо сейчас и черкану, левой рукой тебе, правой ему :-). Пусть и он погуляет с тобой по Центральной, гордясь моей благостыней, твоей податливостью и красотой твоего бедра (только скажи ему, чтобы не целовал в моё место, на котором я, чёрт, так и не успел сделать тебе наколку; обведи всё моё шариковой ручкой и предупреди его заранее, чтобы не было мордобоя, он горячий; не забывай делать это перед каждой встречей с ним). Но это не навсегда, дурочка: я вернусь, и мы снова будем гулять по Третьеэнску, делая его… как ты говорила? не таким коричневым? Я так и не спросил, при чём тут цвет говна, но — сказано красиво. Танька, эти прогулки — лучшее, что со мной было. А я не жадный, пусть и другим достанется. Тем более что я ему должен, и немало. Только посматривай по сторонам, чтобы вокруг него никто больше не крутился. Знаешь, что делать, если появится другая баба? Заведи себе шило с длинным осиным жалом, помещающимся в ридикюле. У другой бабы наверняка есть почки (это на спине), не такие, конечно, вкусные, как телячьи, но шило неразборчиво. Так ты останешься при навозе, а не будешь, нарядившись медсестричкой Красного Креста, душить выработавших ресурс испанских пленных в своих объятьях, как предписывает наша жалостливая, слишком жалостливая инструкция. Я бы закапывал их ещё живыми, коль скоро лежат, заявляя: «Начальник, больше не могу». Но меня не услышали: «А кто будет рыть ватерклозеты, если надо закапывать?» (тоже, впрочем, мудро).
Хотя… о чём это я… Танюха, делай что хочешь! Гуляй с кем хочешь. Пусть кто хочет целует тебя туда, где ты напишешь: «Только не сюда: это любимое место моего…» Кого, Танька? кто я тебе?.. Плевать мне на долг. А если полезет — дождись, когда он повернётся к тебе спиной, — и в правую его, в правую, в правую, в правую, в правую, а потом — в левую почку (чуть выше поясницы), в левую, в левую. А дознавателям, если спросят, если не сумеешь обаять их так, как обаяла меня, скажешь, что он, изнасиловав тебя, перед уходом зачем-то застрелился. Поэтому надень перчатку, достань его «макарова» и застрели его, когда его сломает самогонка…
Извини, что так и не вывез тебя отсюда (про себя же думаю, что ОТСЮДА нельзя убраться)… Но я собирался, правда (конечно же, бросив тебя, отвезя как можно дальше).
Короче, Танька, меня уже нет (пока только тут): дурацкий опрос, проведённый среди испанских пленных, показал, что я «самый любимый мент», — и меня тут же (три часа на сборы) отправили в командировку на Воронежский фронт. У нас это называется «поубивать за деньги». В СМЕРШе, Тань, платят; СМЕРШ, Тань, не испанцы (которых только кормят) и даже не наши (которым платят патронами: одна испанская голова стоит один патрон). Выходи за меня, Тань. Очень скоро я стану таким богатым! А ещё, Тань, даже мёртвый муж из СМЕРШа — лучший аусвайс на этом свете…
Как же широка сеть испанских шпионов в наших щелях и окопах, блиндажах и дотах, БТРах и танках, Танюха! Положив одного, всегда — всегда! — положишь второго и третьего, которые, забыв о долге стрельбы по врагу, беспечно пьют наши крепкие спиртные напитки. Идёшь дальше, — и опять пьянка. И так по всей передовой. Все, все предатели.
Одни малолетки держатся: прелести водки — не понимают, на баб — не смотрят, их просто нечем сманить. Не за что их убивать.
Танюха, говорю тебе: я уеду отсюда с чемоданами. С контейнером, полным чемоданов. А в гроб знаешь сколько уместится! Я посчитал: многие тысячи. Не поленись — выгони всех и вскрой, поцелуй в бледный лоб и выгреби всё, а потом пусть уж палят в небо и закапывают в снег.
Выходи за меня, дурочка.
Твой любимый мент.
P. S. Прости: писал о любви, а теперь, как Оля, гордый такой строчу, негодую. И даже снайперы, Танька, лучшие из наших, раз — и уже, подлецы, изменники. Мыслимо ли не верить снайперу! Веришь ли — мыслимо: один из наших, на счету которого (было) 703 убитых испанца, вдруг перестал убивать. День сидит на дереве, другой, третий, — и ни одного нового врага, чей правый глаз натянут на его виртуозную пулю… Вот я и вызвал его с передовой. Вызвал, поставил раком по стойке «смирно» и спрашиваю: отчего же, любезный? А в ответ самая тупая, самая неподготовленная легенда: «А патроны вы дали, чтобы я и впредь отстреливал их, как врагов родины?»
Застрелил в затылок безо всяких сожалений, за что начальство обещает когда-нибудь отпустить меня на побывку. Выйдешь за меня, Танька, коли живым заскочу? А если живым, но без ручек-ножек :-)? А вот я бы «вышел».*
* Надпись на обороте «треугольника» чужим бисерным почерком:
«Дорогой адресат, с дрожью в руке спешим сообщить вам, что, написав это письмо, майор Мент сложил его треугольником, сунул во внутренний карман гимнастёрки, располагающийся перед его пламенным сердцем, и пал смертью храбрых в перестрелке с пятьюдесятью семью испанскими диверсантами, ни один из которых, разумеется, не ушёл от его всепроникающей умницы пули.
Примите наши глубокие-глубокие, как разочарование, рана и океан, с.»
