Витютень

Автомат с газводой, сделав вид, что узнал,
закричал: «Сногсшибательный, ну же.
Не вино, а вода, у воды градус мал,
но ты б выпил, не всё же из лужи».
И я пнул автомат, чтоб заткнуть автомат.
И меня, осуждая, качали
на руках, головами качая, вразлад:
не ловя, но взметая. В обвале
с голубиных пространств по-над сушей моей
было пользы не больше, чем в взмыве,
но я всё же завис и висел сам-третей
с книжкой Сашки и хладностью, вживе
представляя, как ChatGPT пристыжу,
закупив в магазине для толстых,
но подъёмных ломов, лом… нет, два, штык-ножу
не чета, — и устроив. Есть в ГОСТах
не отмщенье, а так… не иной коленкор,
но негромкая схожая мера?
Вот её, да, её. И, когда всем натёр
глаз мой нá небе вид и Люмьеров
убрались они видеть и спать, я упал,
но поднялся, крича: «Нехороший»,
«Слишком умный», — крича. «Оболгал, зубоскал», —
я кричал, я кричал: «Как калошей
врежу в глаз или рот». Полполу́ночи дул
за стаканом стакан ах-какую
объеденье-газвóду, а этот Катулл,
как Державин, зажёгшись, втугую,
за сонетом сонет, пел про ви́тютня мне:
дескать, с голубем спутал, премного
виноват. Воробьи подвывали вовне,
и юлили стрижи до ожогов.