И не надо этого презрения, и не надо орать: «памагити»

Медведи в поле — сплошь вахтовики;
в лесу медведи тоже не медведи:
их бурые чубы и в три щеки
не бакенбарды — бакены, их чети
с питательным портвейном на спине,
их «Шипра» дух от гнуса, их улыбки,
ломающие судьбы, их вчерне
шекспировские окрики, их цыпки
на гоголевских лапах от забот
по отвращенью от скитаний глупых
в лесах-полях, так вески, что вот-вот
прошлец заржёт приязненно, и в трупах
не будет никакой тебе нужды.
И имена их (Федька, Мишка, Винни,
Потапыч, Косолапов) столь нежны,
что выдают их сразу посредине
лесов-полей. Кричишь: «Топтыгин, ты?» —
и сделано, и можно к ним спиною
стоять и собирать грибы, меды,
крапиву, лебеду, и «бог с тобою!» —
смеяться в голос, если мишка ствол
достал и угрожает — или зубы
явил и угрожает. Да пошёл
ты, лицедей ты, гаер, такоцубо
не жди, не будет, ибо ты — не он,
ты кемеровский шут, а тут — припёка!
Но надо ли? Ствол óтнял и, пардон,
ствол разрядил в собаку без попрёков.