Едва родившись, я уже хотел
Всё знать и даже сделать лучше,
Я поднял крик, и принесли виолончель,
И у ребят тотчáс проснулись души.
Мальчишка справа рассказал, что он
Мечтает посвятить себя науке,
Соседке слева снился стадион,
Крикуша сзади думала о внуке,
Другие рассуждали о любви,
О море, о весне и о печали,
Которую, как жизнь ни удиви,
Не обойти… Вот так они пищали.
И лишь один не говорил — стрелял,
Картечью, с удовольствием, из пушки,
«Бабáх!» — он убивал нас наповал,
Вновь заряжал и снова брал на мушку.
Виолончель играла, но она
Была одна, к тому же растерялась,
Роптала, голосила, как могла,
И всё-таки под грохотом смирялась.
И я распорядился с мелюзгой,
И мы взревели «Яблони и груши»,
И поплыли туманы над рекой,
И вмиг заткнулись все его катюши…
Мы рассмеялись громко, на весь свет,
А вскоре к нам впервые пришли мамы
И закатили праздничный банкет.
Мы родились. Нас много. Мы упрямы. 
