Эй, это курица, бортпозывной «Непти́ца»,
ответьте те, кто видит мой полёт
(я типа лётчик); ну же, очевидцы,
где, вашу мать, находится вперёд?
Я шла на Марс, но эти, с монгольфьеров, всем курам нá смех плакались в эфир, что мой порыв — предчувствие брюмера, а пуще всех старался канонир; потом меня теснили еропланы: сам Уточкин животик надрывал, распахивая душу из нагана, В. П. Чкалов нервно подрезал, когда я заходила на Ванкувер, а у него заклинило рули, — и всё же жаль его, полётом жил и умер, мы бы слетались, я уверена, смогли б; Сикорский обожал догнать и бросить: «Винты крылу не пара, бугагá!» И только цеппелины на запросы острили нежно: «Знать, она крепка»; Гагарин помахал в иллюминатор и палец поднял: «Кажется, не глюк», хотя какой он, к чёрту, авиатор: полёт без крыльев — некрасивый трюк. Короче, я немного сбилась с курса — все эти легче воздуха и пр. два века отучали от искуса, и я забыла выход из дыры, где курица всегда лишь отбивная, а лётчики вовек наперечёт, и только ровер с Марса обнимает и терпеливо, словно мама, ждёт.
Да-да, я знаю, я уродка, я святая,
я залетаю — и всегда вперёд.
Так где он, кстати? Тут же отбываю;
Ничто не скрутит, Марс не подобьёт.