Попутно в пустоту — и это тоже ветер:
открытой грудью на булавку мотылёк
несётся, полагая, что рейсфедер
заправлен тёплой ночью и облёк
стволы дубов в чернящие потёки*,
где правый берег слаще киселя,
а левый, непростительно далёкий,
лишь брезжит смелым вкусом, веселя:
вот удовóлит лакомый, и сразу
перепорхну на близкий локоток —
он, шепчет ветер, омываем квасом
и в роме без тебя совсем продрог…
Подталкивая, вихорь знает меру
стаканам бабочек настырного месьё:
пустой, он изведёт затишьем Веру,
морщинясь мотыльковой чешуёй
у каждой ненадёванной булавки,
которой так скучать ещё полдня —
до новой упоительной мерзавки,
попавшейся на флюид ячменя.
Попутно, в пустоту его стакана
лети, сюда! И крыльев паруса
от грудки нараспашку не отстанут,
пока, эх, ветер, ты, не встречный, за. 
* Владимир Владимирович приваживал мотыльков некоей смесью, состоящей из пива, рома и сахара: перед охотой, на закате, он мазал ею стволы деревьев и ждал, когда бабочки, убаюканные пахучей приманкой, налетят — чтобы быть нежно накрытыми обычным, хоть и ловчим, стаканом.
