Сон — вон! Будильник безглаголен,
ему ещё сопеть до петухов,
но голенастой Ане дóлжно голень
не заголять и, ночь переборов,
ресницами летать над чем-то средним,
упрятавшись до струнки тёплых губ:
в глаза смеяться дурочкам сиреням,
дождём спугнуть с линейки звуки труб,
добарабаниться в окошко до «пришёл бы»,
уйти за солнцем, озаботив мать,
нахмуренно встречать меня у школы,
себя на карусели закатать… —
порхать нам чем-то полудетским, чистым,
когда ночь есть покой и тишина,
а ты ей служишь мебелью, статистом,
сказали «спать» — и ты присмирена,
и ноги не бегут прочь из постели,
и мне во сне не видно ни черта,
да и к чему? — мы так и не успели
застичь себя и сжечься со стыда.
Сон, чтоб ноги твоей! Часы проверещали,
и Ане больше незачем снимать
с меня пальто, и это лишь вначале,
и долго опускаться на кровать. 
