И думать нечего: и говорить нельзя!
Невыполнимых слов сосудами с мениском,
проглатывай, пролистывай по списку,
как непристойность, не произнося;
молоть пустое хуже нету: низко.
На справедливости да прикуси язык:
закашляйся и тихо выйди боком,
оставив правду ей, её упрёкам,
нет человека — нет и «забулдыг»,
и, в лодку сев, утопни ненароком.
О нежность зубы не ломай — сотри
смысл слова, заведя про пиво с воблой,
сожми на ней клыки, побудь Сцевóлой,
нежны лишь от укуса волдыри,
когда копчёная и не один, а шоблой.
Любовь, любимая — гнилые словеса.
Любимая, когда ты обнимала,
я точно знал, что это вполнакала,
а страсть, а пламя, а прощания слеза
пропали зá полдень, когда ему́ давала.
О, Лесбия, ты удивишься под конец:
полёвкам, говорят, намного легче
терять любовника — но ты у нас боец.
Я ж прорыдал над ним весь званый вечер,
трепещет сердце — слово не жилец. 
