Вилась под комарами чья-то плоть,
и те, оберегая свои вёдра, —
один глоток — и всё, не обороть, —
не подпускали близко эти бёдра:
пусть кружат в недалёком вдалеке,
чтоб в них не закопаться ненароком
и рассмотреть поближе их пике
недрёманным бинокулярным оком;
но бёдра развернулись и ушли,
а ночью налетели чьи-то груди,
и комары попрятались в щели,
оставшейся от бёдер, в жгучем зуде:
так любопытно было хоть глазком,
но и бесстыже как: соски неумолимо
вздымались ввысь и падали ничком
с телесностью нездешнего интима, —
пусть их дотошно кто-нибудь другой
разведывает в поисках их смысла,
и груди всколыхнулись и долой,
а ночью чьи-то губы виннокисло
и влажно, и отважно пели «ах!»,
и к ним тянулся кто-то пышноусый,
и честь хлебала рухнула в слезах,
и комары не вынесли искуса.