Вот чёрно-белый человек: он входит в лес,
он подбегает к деревáм на двухколёсном,
и это кажется одной из антитез:
бор в цвете, вечно зéлен, ибо сосны;
да, так и есть: он выкрашен зимой,
тона опрятны — славной молодёжи
неоперившейся, покуда ум гульбой
распростирается сумняшеся ничтоже;
осенний лес — и вовсе сущий цвет:
грибное излучение краснеет,
и, пятнышками жёлтыми задет,
велосипедный гонится Линнеем:
на мухоморе, словно у окна,
пристроилась улитка из рисковых
и смотрит восхищённо вполпьяна
на зайцев, исходящих из столовых:
о, это только в жизни серый бел,
а летом, в двухколесье, будто спицы:
сверкают пятки, мается прицел,
в обед в полоску (яд-полуубийца!);
а бабьим летом, на лету, ч/б, нажав,
равняется тому, кто без билета,
но отцепляется — и заячий состав
уходит шагом — гордость не задета;
а вот и нестыковка номер два:
пока наш вело брёл напра-налево,
они менялись, иглы и листва,
и дерева ещё втянулись в небо;
всё видел чёрно-белый, но живой,
и лес подумал: так ли уж мы разны?
И по абсциссе выпустил домой,
хотя испытывал цветастые соблазны. 
