Раскинув руки, кончиками пальцев
тревожа воздух, тягу задаёшь
лесам садов — и яблони-стояльцы
времён цветочных вязок и порош,
не поспевая за тобой, галдят на небо,
тараща кроны, кончившись у стен:
попробуй, город, это не за хлебом —
за нéй спешить! И вот уже забвен,
он выдохся, двуногих муравейник —
впал в оторопь тайги, равнин и рек,
и те, гоня медведей и репейник,
рыб и лишайники, подхватывают бег,
но тоже отстают — у ледовитых
нехоженых вживую камень-вод,
и брат селькуп, согревшись под Эдиту,
тюленем смазав тучный бутерброд,
не жалуется — подвывает ветру:
у ней мизинцы бегают, а мы
даль горизонта приняли на веру
и не бывали далее зимы.
Разбросаны! Крен правой — и Таруса
уже под боком (навестить пора!);
кабрированье левой — а мне грустно:
ты снова не вернёшься до утра. 
