Жирна земля в курганах теплотрасс
под сущим снегом пригревает честно:
сарматы спят, и, может, не исчезнут
ни дикий дух, ни друг концов саврас:
вдруг прорастут весной — и за ножи,
и части императора на мощи,
а коль не отоспятся, то попроще:
по кругу нá кол под «не откажи»,
а после ломом, — и égalité.
Но долог холод, и ломают зимы:
дрожат внутри, но не произносимы
ни liberté, ни «пулю сволоте».
Но долог холод, и весне не выть
о том, как дышит грудь свежо и ёмко,
скорей триас подступит, и позёмка
взовьёт крапиву, папоротник, сныть,
а никакое не fraternité,
и шар сведётся к плоскости брусчатки,
и вылезет из свежей яйцекладки
сплочённость не в Христе, но гопоте.
Но долог холод — значит быть теплу
в конце концов, и нам не уклониться:
протрём глаза — и пролистнём страницу,
подтягивая раннему щеглу.