I niech przyjdzie piąta,
o ile mamy dalej żyć.
W. Szymborska
Заводит ночь восстанье ото сна,
и в три четырнадцать случается всё чаще
слепая оторопь — и, бросив в пот, улащу ль,
отговорюсь ли, ночь, угощена,
вперяется в захлёбывание: нет*,
сегодня я проснусь, давай-ка встану
и буду целый день, и к океану,
в конце концов, я им давно задет,
и сед уже, а не был, на своих
не выйду — вынесусь, и год пройдёт, и новый
переболит, а я — правофланговый,
вприпрыжку, песней не роняя дых,
спешу к нему и носом повожу —
уж солью тянет и сбивает с мысли:
а пчёлы в три четырнадцать раскисли,
когда ты отдавала их стрижу?
Я ведь не хуже? Хочется шмелю —
а мне подавно. Океан увижу,
вживусь в него, весь исхожу — и лыжи
отброшу сам. Когда-нибудь. Всё, сплю. 
* Курсивные строчки тут, гм, не придуманы по случаю: они и впрямь произносятся вот в такие не очень хорошие минуты, когда кажется, что…
