В дверь постучали, прокричали: «Телеграмма!» —
«От адмирала Холси?» — «От него!»
А я был занят: я весь день упрямо
не делал ничего, я думал о
хотя бы чашке чая, — но кто чайник
поставит на плиту, чтоб я глотнул
чайку хотя бы в пять? Военачальник
отвлёк от дел: «Один, среди акул…» —
«Что?» — «Ничего. Я говорю: акулы!
Кишат в его морях! А он один.
Опасность — та же скука: сводит скулы
одним, других с ума: у субмарин,
особенно у жёлтых, — вы слыхали? —
не корпус — а скорлупка по зубам
аквариумной рыбе. В адмирале
естественна безвыходность. Вы там?
Читайте телеграмму, и скорее,
мне недосуг». — «Извольте: “Нет кают
закончились подъедены зверею
(а) без каюты (в) море засмеют
стою (в) порту тоскую пью каюту б
хотя б одну (на) весь плавучий гроб”.
На этом всё». Восторг. Ура. Салюту
шумнуть бы: адмирал из недотёп,
акулы — умницы, а я теперь помощник!
Я даже чайник бросил на плиту.
И маслом жирно вымазал творожник —
чтоб в рот полез. Я вас не подведу,
сэр, адмирал, сэр! Позабыв о чае, —
простите, дядя, он, поди, кипит
уже, я, дядя, вечно выручаю
любого, кто попросит, — будто кит,
гребу сейчас руками через море,
а головою в небе — жабр-то нет,
и чуть не плáчу — вы придёте вскоре,
а дом сгорел, простыл и чая след. 
