Вот первое, что помню: простынь пятнами,
больничная, и я под ней (под ней,
а под матрас не смог): так ненаглядными
мы делались, и множество людей
в х/б крахмальном из побегов, пущенных
в кроватные глубины, отыскав,
нас возвращали смирными, распущенных
колоратурных нюнь любых октав
не замечая, им смеясь: «Басы у мальчиков
от контрáльто дев не отличу!»,
и нá стены пускали шприцы зайчики,
а ночью лишь кололись в рук парчу
(покуда мягкие места насквозь исколоты);
мне полтора, но я давно старик:
собачий (зол, отрывист) кашель смолоду,
хожу в постель, не достаю язык,
когда попросят — сил нет («Иль старания?»),
по коридорам ночью, хотя сплю,
брожу тревожней тем и самозванее,
чем ближе к раскалённому углю
температура в градуснике бесится;
нет мамы рядом — вот я и хожу:
ищу на ощупь, крест при свете месяца
пугая дó смерти: «Укольчик малышу!»